Это было в лагере имени Лизы Чайкиной в Базарном Карабулаке. Прекрасное место, все отряды спортивные, никаких линеек, горнов и мероприятий – полная анархия, если с тренерами везёт, как нам. Нас поднимали в 6.00, мы бегали по офигительному сосновому лесу, потом качали пресс, отрабатывали упражнения с резиной, фигня, короче. Кроме полутора-двух часов утром и вечером, мы были предоставлены сами себе и совершенно свободны. Кроме нас, пловцов, там были гимнастки, которые тренировались круглые сутки и к нашему изумлению все подтягивались на турнике по пятьдесят раз, а тренерша палкой тыкала им в подбородок, задирая его выше планки всякий раз после сорокового. Были ещё легкоатлеты, боксёры и волгоградцы. Что в этой компании забыли волгоградцы, не ясно, но жили они в первой от ворот дачке и мало с кем общались. Однажды у них завелась дизентерия. Нам всем выдали тогда по пакету хлорки и велели мыть палаты с ней. А не то объявят сорокадневный карантин и мы к 1 сентября в школу не успеем. Уборщиц и перчаток тогда не было, как понимаете. Да и пофиг, мы уже строили планы на карантин. Но волгоградцев вывезли, а нам запретили сушить в палатах грибы. Мы ж грибы по лесам собирали в свободное время – маслята, подосиновики, моховички. Сушили на нитках, подвешенными к потолку прямо в палатах. Иногда на нас падали червяки. В общем, этого удовольствия нас лишили, хлоркой мы попользовались один раз, карантина не случилось.
Ни с того, ни с сего, как-то раз в лагере придумали провести мероприятие – концерт художественной самодеятельности. Бамс! Где я? Но тренера сказали – старт и мы засуетились. Я тогда знала много сценок по практике из других, нормальных лагерей. В итоге мы справились. Но в одной сценке нам понадобился реквизит – кепка с козырьком. А у нас ни у кого не оказалось. Только у тренера была новенькая крутая кепка «Речфлот». Тренера звали Никаныч (Николай Иванович). В общем, во время выступления тот, кто был в кепке, должен был по сценарию её снять и бросить «за кулисы». Ну, вы себе представляете «кулисы» на подобной сцене, да ещё когда концерты проходят там раз в сезон. В общем, там кто-то недавно насрал. Мы отработали, откланялись, пошли со сцены. А кепка-то? А кепка-то утонула. Кто бросал, пусть тот и поднимает! Там темно же, не видно! И чё теперь делать? Давайте не скажем. может он забудет… Идём такие в замешательстве, посередине кепка двумя пальцами зажатая. А ещё у нас Сашка был, непосредственный такой правдорубщик. Подбежал, увидел, давай сразу головой вращать – Никаныч! Никаныч! Они твою шляпу в говно сунули! – разорался на весь лагерь. Помчался куда-то и вернулся со словами – сказал, пусть стирают. Оля Фомичёва была самой ответственной – «У меня брат маленький, ничего страшного, я могу постирать» А где? Решили идти за территорию, на родник. Ну не в умывальнике же лагерном… Взяли мыло и отправились всей толпой. Всем было смешно до усрачки, Лёшка повторял за Олей каждое движение, будто он тоже стирает. Ничё, спасли кепочку. И сценка у нас была самая лучшая, нам в ужин целый килограмм карамелек на отряд дали в столовой, боксёрам на зависть. А гимнасткам всё равно нельзя. Они как всегда первыми вышли из столовой и пошли подтягиваться до полного заката.
Жрать в Лизе Чайкиной хотелось жутко. Во-первых далековато от дома, ездили к некоторым только раз или два в смену. Хуже всего, когда при этом оказываешься без обеда. Как-то мы только заехали и пошли по местам моей прошлогодней славы с подругой. Люблю я места своей славы показывать. А когда вернулись, наши уже в столовке сидят. Мы туда - а на нас не накрыто. Первый день, суета, еду выдали по фактическому количеству пришедших. Мы к тренеру – нам, говорим, порций не хватило. Пойдёмте, я вам дам последние – отвечает заботливо тренер. И зачем-то в отряд повёл нас. Может он туда наш обед отнёс? Приходим, а он нам выдал по комплекту белья и ушёл обратно. Короче, он понял, что нам «простынь не хватило» и решил нам выдать не «последние», а «постели». Они ещё и застелиться без нас успели. Так мы остались без обеда. Хорошо сухпай с поезда ещё с собой был почти целый. К концу смены подъедали всё, даже варенье с мухами. Ды-к ещё как-то вечером нам не хватило макарон! Самых затрапезных склеенных макарон. Их стали варить при нас, подыхающих с голоду. Наконец-то кастрюлину приволокли к раздаче. И тут какой-то гурман, блин, крикнул – с сахаром сделайте! Видимо, повариха, чувствуя свою вину, решила нас «побаловать» и тут же шмякнула к макаронам половник сахара. Чтоб у тебя всё слиплось, придурок. Есть это было невозможно. А хлебушка нарежете побольше? А хлебушек кончился. Утром привезут только. Есть кисель.
Зато однажды мы дежурили по столовой, когда привалили арбузы. И нам разрешили надрезать, спелые класть по арбузу на стол, а бледные забирать себе в отряд. Белый совсем! – кричал Сашка на верху арбузного развала – Этот ещё хуже! Так с десяток спелых рубиновых арбузика очутились у нас в отряде. Мы их ели на полу в коридоре и на ужин не пошли, только за хлебушком кто-то сбегал.
Иногда мы ходили в Карабулак, ведь родители нам давали деньги "что-то купить". Когда тренерам надо было что-то купить, нас брали с собой. Так мы научились звонить с междугородки маме на работу. Мама, мама, это я! Всё нормально, ага кормят, в баню водили (ваще не помню, после королевской ночи мы с подругой мыли рано утром головы в пруду), пришли ещё рубль. А что ещё говорить? Главное это услышать «Саратов, вторая кабина». Деньги нам присылали в письмах, иногда не доходили, но по большей части всё же получали, мама в старые открытки их прятала. Бабушка ещё рубль, а дедушка мог все три… Пастилу яблочную покупали, пирожные. Всем. Один раз назад нас грузовик подхватил и мы стояли, держась за борта в кузове, подпрыгивая на лесной дороге с корягами и уклоняясь от встречных веток, а сердце вылетало и возвращалось назад, будто мячик на резиночке. Думаю, взрослых, что за нас тогда отвечали, сейчас посадили бы. А тогда хотели посадить нас, за то, что мы стулья изрезали. Не мы, а мальчишки ножиком вскрыли мягкие сиденья зачем-то. Вернее Лёшка чё-то увлёкся, когда о жизни болтали... Затем нас вызывали по одному "на допрос", чтобы узнать виновного, но никто ни на кого не указал. Мы были вчетвером, да. Кто резал, не видели. Каждый стул стоит двадцать рублей! Вычтут с родителей в пятикратном размере, а вас отправят в тюрьму! Не могут нас в тюрьму, говорил Лёшка потом в полумраке, свет не хотелось включать после такого. Родителей могут, добавил он. Но если деньги отдадут, то простят. В пятикратном на четверых это можно, одна моя мать не нашла бы, спасибо. А я думала, что моя мать ни копейки не даст всё равно, но сказала да, на четверых проще. Ничего нам не было. А Лёшка в следующем году руку сломал, так и ходил всю смену с гипсом.
Купаться мы ходили на пруд за лагерем и на Зеркальное озеро. Мне оно казалось фантастическим. Туда можно было сбегать орущей толпой с крутого песчаного берега, можно сплавать на другой берег и надрать зелёных орехов в лещиновой заросли, можно сидеть в небольшом водопаде, вытекающем из озера с веером брызг за спиной. А ещё там был родник. Мы его переходили по дороге на озеро, перед полем, где как-то бык гонялся за Сашкой в красных штанах. Сашка удрал тогда, а тренер напугался и кричал быку «Фу!» Сашка больше не лез к быкам ни в каких штанах, потому что пацаны над ним потом долго ржали. Так вот, мы проходили ручей по дороге, а после он впадал в озеро. Что он делал между дорогой и озером, оставалось загадкой. Однажды я решила таки это узнать и с подругой попёрлась по роднику из озера с целью выйти на дорогу. Оказывается, ручей нифига не по прямой течёт, а петляет какими-то нескончаемыми загогулинами. Подруга вернулась почти сразу, а я шла, шла, шла… Да что такое, только деревья реже становятся и поле виднеется, нет же! Опять поворот на сто восемьдесят. Короче, я выбралась в месте, где ручей к тому самому полю приблизился в очередной раз, а сказала, будто весь ручей прошла. На следующий день решили идти всем девчоночьим гуртом. Как зашли в озеро – так сразу к роднику и пошлёпали. Долго ли, коротко ли, уж и место, где я накануне вылезла минули, а ручей всё петляет и петляет. Ноги сводит, вода в нём холоднющая. А вылезти некуда – по бокам деревья поваленные да заросли непролазные. Завидится свет у поворота солнечный, а на поверку это лишь небольшой пятачок – и снова в чащу. Оп-с, дерево поперёк ручья сучья растопырило. Скользко, колется, лезем кое-как. Что, и здесь ты вчера проходила? Хм, не помню, я торопилась. Ну, как-то так. Изломав ноженьки, измождённые и почти упавшие духом мы выбрались на дорогу спустя три часа! В аккурат как наши мальчишки с тренером с озера шли. А мы думали, вы сбежали в лагерь! А мы родник прошли, весь! А чё идти-то, метров пятьсот, не больше. Да-а?! Вот попробуйте, узнаете! Мы были крутые. А одна я зассала немного, если честно.
Несколько лет назад я пристала к своим – давайте съездим на Зеркальное, я вам столько рассказывала, а теперь покажу! Выбрали день, поехали таки. Песчаный берег зарос, озеро озеленилось тиной, водопад… небольшой сток, похожий на канализационный. А вон там ручей впадает! Ну, там где-то, может быть… Ни коров, ни людей мы не встретили. Не надо было ездить.