Меж книг на стройных стеллажах
я с детства начинал от пола –
как со ступенек входят в школу,
болтаясь тенью в миражах.
И как прилежный ученик
бежал по строчкам предисловий.
Так мореход солёной бровью
к стеклу подзорному приник
у точных компасов мечты –
почти гипотезы открытья,
где неминуемы событья
необозримой красоты.
И он качался, тонкий трап,
что брошен для гостеприимства,
но время – (экое бесчинство!):
на сцене – жизнь, а я... вдоль рамп
лечу,
плечом касаясь мачты
с книжонкой Байрона в руке
к четвёртой полке, на носке
тянусь, хватаясь за удачу –
за старый, тёртый переплёт,
дивясь названью с «твёрдым знаком»;
его теснили,
крыли лаком…
для нас.
на сотню лет вперёд.
А эту книжку с пятой полки
я, дотянувшись, взял вчера
про «Оправдание добра»,
в сердцах оклеенную шёлком
печальной дамой, может быть,
невестой, девочкой, старушкой…
Я с этой книжкой под подушкой
привык по Миру колесить
в вагоне поезда и так, -
в автомобилях, с сигаретой,
под шум листвы парижским летом
и под колымский лай собак.
____________________________