За полночь ночь уже не та,
усталость нежности излёта,
и бабочки из живота,
из алой лёгкости ветрил,
перелетят на ясный фикус,
где лестницы ступеней прикус,
вгрызается в изгиб пролета,
балясными коронками перил.
Забытый с вечера восход,
театр теней уволит штукатурки,
и выход у двери заменит вход,
в часах вздохнёт усталая сова,
забьётся пена в закопчённой турке,
и губы, ночь прожившие слова,
утопят в кофе, как окурки.
Под воротник узлом скользя,
рук галстук повторяет невербальность,
затихнет соловей в цветенье мирта,
любовь закончится на грани флирта,
где никого нельзя предать,
но можно не вникать в реальность.
Вновь посетить заросший водоём,
где камыша вербальный окаём,
а утром раскрываются кувшинки,
над ряскою, в меха одевшей мели,
и где зимой таятся свиристели.
И делать то, что делают вдвоём,
о чём так рано тайно узнаем,
когда в сияющий окна проём,
покажет май цветущие тычинки,
и женщину ночная акварель,
натурщицей разденет для постели,
а бабочка тату невинностью на теле.