В тексте использован стих "Цыплёнок шёл в Куд-Кудаки" Эммы Мошковской
---
Опять услышала мнение какого-то психолога или кого там, что ребёнок не может помнить себя до пяти лет, а всё, что якобы помнит, ему рассказали или показали на фотографиях позже и он так убедительно вжился. Наука есть наука, чего там.
Бабуля Рита умерла в 1976 году, когда мне не было пяти лет. Перед этим она долго болела, за два года до смерти у неё была онкологическая операция. Я её помню ещё не больной. Хоть этого и не может быть.
Цыпленок шел в Куд-Кудаки.
- Не тр-р-русь! - трещали сороки.
И пели синички и сойки,
И было не скучно в дороге.
Бабуля Рита работала библиотекарем, у меня было много детских книг. Они и потом долго хранились в старом чемодане. На книгах был штамп библиотеки Приволжской железной дороги, некоторых по два экземпляра. Помню книжный разворот на полу с синим рисунком, возможно ночным пейзажем. Вокруг тоже книжки. И голос, мягкий, но воспитующий: «На книги наступать нельзя.» «Нельзя» - повторяю я и ставлю босую ногу на гладкую страницу. Ноге приятно и немного скользко. «Нельзя на книгу» Помню детскую ногу и синюю страницу. Сколько мне было тогда? Кто мне мог про это рассказать?
А Воробей:
- Чик-чирики!
Решил посмотреть Куд-Кудаки?
Запомни: страна Куд-Кудаки
На северо-юго-востоке!
Помню сумерки и большое окно старинного дома. Я просыпаюсь в незнакомом месте, протянутые руки, полки с книгами, за ними свет. « Поела и поспала даже, мы ей из книг кровать соорудили». Я спала в библиотеке на стопках книг. Сколько мне было тогда?
- Что ж, идешь в Куд-Кудаки? -
Шептали тихие Раки.
- Слушай! - сказали Раки, -
Скоро ты встретишь реки!
Возьми у нас плоскодонку! -
Сказали они Цыпленку.
Мы ходили на Товарку, базарчик возле станции Саратов-2. Помню запах молодой редиски. Так она пахла только на Товарке – остро, свежо, озоном, росой и скорым мороженым. Бабушка покупает щавель, а я слежу за уточками на весах, которые никак не могут встретиться нос к носу. Помню простую еду – тушёный щавель с сахаром, кашу-цветочек , «нарезанную» на лепестки в тарелке с жёлтым кусочком масла в центре, деруны, сухие печенья «цифры» с тремя точками от протыкания вилкой (формочками для них служили игрушечные цифры, полые с обратной стороны.)
- Цыпленок идет в Куд-Кудаки? -
Спросил Медведь из берлоги.
- Дам-ка ему медку.
Медку
Дам я сынку...
Цыпленок шел в Куд-Кудаки.
Светляки светили во мраке,
И говорил кто-то:
- Тут не ступи, тут - болото...
- Не спи на сырой земле,
Спи в теплом дупле...
Богатырский роскошный тополь жил практически на нашем балконе пятого этажа хрущёвки. Он щедро кормил нас жирными серёжками-гусеницами и осыпал мягким пухом. Помню его ветки в окне, по ночам они превращались в корявые руки, пытающиеся схватить белую луну. Они мешают друг другу и у них ничего не получается. Тогда они от досады бьются о стекло и я никак не могу уснуть. Днём ветки становятся опять ветками и ведут себя куда менее интересно. А спать опять не хочется и я ковыряю пальцем штукатурку, розовую, пышную и хрустящую, как подсохший зефир с корочкой. В стене образуются три глубокие ямки – одна большая и две поменьше. «Опять штукатурку ела, ну что ты будешь делать!» Сколько мне было тогда?
Цыпленок шел в Куд-Кудаки.
Слабели, болели лапки.
- Я не войду в Куд-Кудаки! -
Сказал он одной Черепахе.
- Ты переплыл реки!
Ты прошел полдороги!
Брось тревоги и страхи!
Ты войдешь в Куд-Кудаки!
Пчелы жужжали:
- Дойдежжжж!
- Дойдешшшь! -
Говорил Еж.
От бабули Риты я узнала странные слова – розетка, трюмо, плед, жабо, веер, Зелёный театр, контрабас. Помню Зелёный театр в городском парке, оркестр, ближе к правому краю музыкант с огромной скрипкой. «Это контрабас». Контрабас меня покорил.
Я читаю отрывок из «Онегина» «И полно, Таня! В наши лета мы не слыхали про любовь...» наизусть в трамвае, заменяя «церковь» на «цирковь», чтобы было понятнее
От бабули Риты осталась коробочка с брошками. Большие и маленькие с квадратными «рубинами», россыпью «жемчугов», с «бирюзой» и «изумрудами», ржавыми витиеватыми узорами и сломанными застёжками. Я любила их рассматривать, высыпать и складывать обратно.
Цыпленок шел в Куд-Кудаки.
И вот Обезьяны Макаки
Сказали:
- Во-о-н Куд-Кудаки!
Гляди, впереди Куд-Кудаки!
Но
на счастливые крики
Примчались
Злые Собаки!
- Сейчас мы тебя покусаки,
Разоррваки
и ррастеррзаки!
Бабуля Рита рассказывает смешные истории про больницу, противную манную кашу и злую медсестру. Я смеюсь, а она лежит в постели и вяжет крючком одежду для моих кукол. Целую гору одежды для ещё не купленных кукол. Очень ноская одежда оказалась, особенно большая оранжевая шляпа для Толлера Крэнстона, которая потом служила юбкой для пупсика, когда Крэнстон сломался.
Цыпленок делает знаки,
Что вот уже - Куд-Кудаки,
Что он прошел половину земли!..
Но поверить ему не могли.
- Гав! - сказали Собаки.
Как? Ты не пугаки?!
- Но меня не пугали!
Не пугали, а помогали!
Светляки, и медведи, и раки,
И пчелы!..
Дед большой, как дядя Стёпа, почему-то сидит на кухне у других бабушки и дедушки, папиных. Что он тут делает? Это необычно, картина мной воспринимается как неестественная. Он приехал за мной может быть? Подхожу тихо. Дед говорит с бабушкой о чём-то своём, совсем не понятном. Вдруг поворачивает голову ко мне и медленно произносит: «Вот так-то, друг любезный» А на щеке у него сырой след, какой бывает от впитавшейся слезы. Нет, он приехал не за мной, я стою и молчу, осознавая то, для чего слов ещё не изучила. Сколько мне было тогда? Четыре года, четыре месяца и девятнадцать дней. Мне никто не мог этого рассказать.
- И пчелы-кусаки?
И даже пчелы-кусаки
Помогли
Прийти в Куд-Кудаки?!
Как удивились Собаки!
Собаки забыли о драке...
Сидят Собаки-кусаки,
А цыпленок идет в Куд-Кудаки!
Давно нет Зелёного театра, Товарки, на месте тополя широченный пень. А я, при внезапном появлении кого-то, кто здесь быть не должен, говорю себе, что глупости всё это, ничего не случилось… Иногда мои слова кто-то опровергает вслух.