Дискордия
Анка пошла в школу. Она приезжала теперь в село ненадолго, на пару недель в июле. Стало ей тут скучно, без телевизора, без книг, без игрушек. Да и кто теперь так живет, скажите, пожалуйста? Встают до света, ложатся засветло. Одна работа, никаких развлечений. А Анке хотелось в клуб кино посмотреть, хотелось на танцы, хотелось на Рось, хотелось погулять вечером... Нужен ей этот огород? Чего в хате прибирать, в ней и так ни пылинки? Если сядет с книгой - бабуся ворчит, что дело не сделано, а она «проклаждается». Анка спорила, возмущалась, бабуся сердилась. Мария хмуро отмалчивалась, но видно было, что дерзкие речи любимой племянницы ей тоже не по нраву.
Местные девчата с Анкой не водились, считали чужой. Один Петро все так же дружил с ней. Ездили на великах, ходили в магазин с бидонами за «олией», иногда Петро брал с собой кататься на лошади. Раз ходили с ним за земляникой в сосновые рощи, не столько насобирали, сколько съели. Что ж тут такого? Анку ругали и за Петра, ему работать нужно, а он с ней валандается, дурака валяет…
Тут еще утопила Анка велосипед в ставке, помыть хотела, а он ушел в ил, да так быстро. Сколько ныряли, искали с Петром – так и не вытащили. Это же вещь, деньги плачены. Анка слушала-слушала тетечкины нотации, да и нагрубила:
- Что, мне самой надо было утопиться за этот велосипед?
Мария ахнула, а бабуся даже замахнулась на Анку…
А как-то в клуб привезли итальянский фильм, как можно было такое пропустить? Вечером Анка дождалась, пока в хате все стихнет, с трудом вылезла в оконце. Петро ждал под калиткой. Ушли тайком, и Пират не тявкнул.
И чего Марию понесло среди ночи в Анкину спальню? Чего она кинулась искать? Чего влетела в клуб, как сумасшедшая, вытащила Анку из зала чуть не за волосы, прямо при всех? Кричала Петру: связался черт с младенцем?
Какой же он черт? Он молчаливый, спокойный, сильный. Он умеет слушать как никто. Петру можно рассказать все-все, все прочитанные за зиму книжки, все свои выдумки, свои сны… Анка иногда и совсем заврется, напридумывает, что маленькой по ночам летала над Росью, летала, как птица. И какие были темные травы на лугу, и как луна светила, и как русалки прятались в камышах. А он слушает и слабо улыбается, а то усмехнется, и глаза добрые, карие, как спелые вишни. Анка сердится:
- Петро, ты мне что, не веришь?
- Та ні ж, це дуже може бути …
После того Анкиного побега бабуся сказала отцу, что больше ее не примет. Дивчина шалая, на язык больно смелая, непослушная, сладу нет. Родители обиделись, как-то все расстроилось в семье. А Анка и не жалела. Она стала теперь ездить на лето в пионерские лагеря, было ей там интересно, весело. На всю эту ерунду с пионерскими линейками, горнами, смотрами пионеры внимания не обращали, до одури резались в вышибалы, ходили в походы, пели песни. У Анки наконец-то завелись подружки, пошли девчоночьи шушуканья, секреты, записочки, тетрадки со стихами, мальчики стали приглашать на медленные танцы…
Про село она не вспоминала. Поначалу еще писала Петру письма, и он отвечал, а она фыркала, читая его неровно вырванные из тетрадок страницы, – ошибка на ошибке, деревенский неуч… Потом и писать бросила. Но сон, как она летит над лугом к реке, иногда снился, и Анка наутро томилась, тосковала по чему-то неизъяснимому …
А то приснится сон во сне. Вот Анка спит в своей кроватке под иконами, у беленой стенки, ее в тот год привезли в село еще по весне. Отец служил тогда на Новой Земле, и Анка болела всю осень и зиму. Тетечка Мария сидит на краю постели. Лицо грустное, пригорюнилась. Бабуся - в головах, слышно, как причитает:
- Как у такого дитя малесенького может быть сердце нездоровое? Ах ты, Боже ж мой! Вот я и бачу, что у нее под глазками вечно припухшее, а то губки посинеют… А худая до чего же! Ты бачила, вся исколота, вся спина в пятнах, места живого нет…
- Мамо, на все воля Божья. Выходим мы ее… Отмолим…
И сквозь сон Анка будто бы не понимает, о ком это они говорят и плачут, и ей тоже жалко эту незнакомую болезненную девочку, у которой вся спина в коричневых пятнах от банок, как и у самой Анки…