Утонуть не могу я в глазах твоих, ты давно не моя, ты давно чужая,
Лед в глазах - разбиться, или душу в лоскуты, в клочья,
Ты уже побывала с кем-то, под кем-то, за кем-то замужем, не моих детей, а чужих рожая.
Обо мне вспоминала, наверное, иногда без сна ночью.
Я читаю стихи Рождественского: «Переломано все, будто после большого погрома…».
Я один в пустом городе, в пустом и гулком коттедже,
Захотелось уйти в себя, а там – никого! Никого нет дома!
В плане на год тебе нет ни места, ни времени, ну, а мне нет тепла и надежды.
Никогда и нигде не встречайся ты мне на пути опять,
Не бери мою руку, не плачь, не смотри покаянно,
Я хочу, как кричал Рождественский, «заката не ждать.
Все равно, он наступит вдруг, наступит нежданно.»
А когда я уйду, я прошу, ты ко мне не ходи.
Это право для тех, кто любил и страдал, и не предал.
Вот опять я, нетрезвый, беду свою разбередил.
И коньяк не пошел, я ведь даже ещё не обедал.