От звенящего солнца пьяной выбежать на мороз
В той глуши, где и небо — точно сплошной сугроб,
Там, где воздух ножом входит в лёгкие через нос,
Где закаты ярче взращенных на крови роз.
А тебе, мальчик мой, сто раз уже обещали гроб,
И ещё говорили, что холода больше нет,
И что всякое слово — ложь, кроме слова, что изо льда.
Цвет мертвеющей кожи твой отныне любимый цвет,
Ледяной дворец как отдельная камера-лазарет, —
Там и кровь замерзает, не то что из глаз вода.
И ты видишь, мой мальчик, полгода все тот же сон,
Где, сорвавшись в колодец на самое темное дно,
Ты лежишь неподвижно и гордо, как проклятый фараон;
Только скрип зажигалки, да скрежет зубов, да звон.
Но тебе, мальчик мой, давно уже все равно.