Прошла пора восторженных речей.
Глухая пустота взорвётся запоздалым эхом,
Растратив всё, как нерадивый казначей,
Я по счетам расплачиваюсь смехом.
И горек смех, и ядовит сарказм,
Как спазм, противен, словно солнца луч перед расстрелом,
Желанен, словно старческий маразм,
Картина суицида на асфальте разноцветным мелом.
Немыслима.
И ненавистная зима ползёт мне в тыл, паскуда, тихой сапой,
И веры в чудо поражают пустотою закрома,
И вензеля, куриной треморною лапой
Рисованы.
Распавшиеся «я» на «мы» больны, истощены
Неведомо откуда прилетевшим новым падежом,
В глазах темнеет от кошмарной снега белезны,
От танца мухи на спине у Сатаны,
От жизни, правленой зазубренным ножом
Во бытность новую.
Понтовую.
Заметь, я вечно хмур и вечно недоволен.
Мне не удастся в этой жизни умереть.
Still smoking и конечно же, still balling.