На берегу безымянной речки тихо и почти пусто. Льды уже тронулись и теперь с тихим звоном и журчанием сплавляются вниз по течению, поблёскивая в едва пробивающемся сквозь густые сизые тучи лунном свете. Снег, грязный и стоптанный, лежит белёсыми островками тут и там, он и проталинки похожи на неаккуратно нарисованное шахматное поле. Маленький домик с покатой крышей кажется совсем уж неприметным в диком краю, и его окошко горит слишком тёплым, слишком человечным жёлтым светом.
На низких ступеньках сидит маленькая фигурка, завернувшаяся в старый офицерский китель, и неотрывно смотрит в сторону горизонта, кажется, силясь различить очертания заснеженных хребтов. Отсюда далеко до гор, не меньше тридцати миль, и потребуется целый день хорошего ходу, чтобы добраться до предгорий к закату. Она всё равно попытается уговорить Райнера отвести её туда, даже если для этого потребуется собрать всё своё умение уговаривать и способность давить на жалость.
Райнер считает, что она ещё слишком слаба, и только поэтому не желает ничего слышать о дальних прогулках. Девчонка натягивает китель на себя поплотнее и прячет нос в жёстком воротнике. Это нечестно – она болела всю зиму, а сейчас уже середина апреля. Неужели она так и не увидит горы?..
Здесь, в котловине среди холмов, безветренно, да и бережок, где стоит их домик, почти полностью окружён деревьями. Райнер ходит почти бесшумно, как подобает охотнику и сыну военного, но она научилась слышать лёгкий скрип половиц под уверенной поступью.
- Хель, иди в дом. Замёрзнешь, - брат накидывает на её плечи жёсткое серое одеяло. Стоит ещё немного, задумчиво глядя в сторону горизонта, туда, где должны быть горы. Его немного согнувшаяся и чуть ссутулившаяся к вечеру от усталости фигура прибавляют лет пять несуществующего возраста, если не больше. Вздыхает и переводит взгляд на мелкую девочку, сжавшуюся в комок. – Я настойку травяную сделал. Выпей и ложись спать.
Она кашляет в кулачок и отрицательно качает головой. Райнер вздыхает – упрямая. Как он. Как были отец и мать, пока не ушли на фронт – с той поры от них ни одной вести.
- Ты отведёшь меня к горам, Рай?
Он отводит взгляд и садится рядом. Ступени холодные, но сухие, Райнер поджимает одно колено к груди и старается не смотреть на сестру. Этот вопрос всегда заставлял его истерически посмеиваться и пытаться избежать разговора. Он не может сказать ей, что вряд ли когда-нибудь они доберутся до этих гор.
- Хель, глупенькая, ты болеешь. Рано об этом думать, - он говорит то же, что и всегда, и треплет по мягким, как пух птенца, волосам. Она чуть дуется и грустно вздыхает:
- Знаю.
Райнеру становится грустно и стыдно, хотя бы за то, что не сумел продлить её детство - несмотря на то, что очень старался. Он переводит взгляд на тёмную полоску речки с плывущими по ней пластинами льда и думает о весне. О первых цветах и о том, как сказочно пахнет здесь свежими травами и юностью. Райнер много понял и много пережил для своих относительно недолгих лет, чтобы осознать, что ему не нужно многого – лишь бы тучи, сгоняемые выстрелами, рассеялись, и за ними вновь открылось широкое высоченное северное небо.
Он прижимает сестру к себе и прикрывает глаза.
- Скоро почувствуешь, как пахнут звёзды.
Она доверительно опускает голову на его плечо. Давным-давно, так давно, что теперь это кажется сном, мать пела им прекрасные народные предания о том, что звёзды пахнут молоком с домашним печеньем, звёзды пахнут любовью, мятой, травой горных лугов. В этих преданиях отважные северные рыцари спасали гордых красавиц, а огромным кораблям из крепкого дерева светили белоснежные маяки родных земель. Райнер не плакал с далёкого детства и сейчас не собирается тоже, но к горлу подкатывает неприятный комок, как будто шерстяной, что ли, царапающий. Хельга зевает, сонно прикрывая светлые глаза, на его плече.
- Скоро – это когда?..
- Не знаю, - честно пожимает плечами парень после минутного молчания. – Наверное, летом.