И рыдала навзрыд, и скулила в дверях сквозняками,
беспробудная осень всю ночь проникала в дома,
изувечив листву, не искала в тепле покаяний…
Вырывать непривычно и трудно родное с корнями,
это горе всегда происходит в миру от ума;
опыт жизненный данной концепции служит мерилом.
Недовольство кнутом рассекает житейский хомут,
ледяные дожди превращаются в кипенных мух…
Воскресить мою память разбитое сердце не в силах:
умирать нынче в вечности свойственно всем и всему.
Но стонала постель под изломами мятого хлопка,
и страдал на квадраты паркета откинутый плед –
так бывает под вечер… а утром – прощальный билет…
Потайная слеза, омывая изгиб подбородка,
обличает недуги, которым названия нет.
И томила дождем, и травила туманом прогорклым,
завывая под траурный шелест промокших колёс,
эта осень в стихи мне бросает ноябрь полумертвым,
не дозволив страдать – слишком многое в памяти стёрто,
чтобы снова растратить на глупости баррели слёз.