Рассвет краснеет кирпичной крошкой, тоскую истово о тепле, дрожу у входа бездомной кошкой - фриссон и тремор в одном котле. Был город утренний вдавлен чашей, но распрямляется под пятой, под волей нашей, как манной кашей, натужно давится суетой. И страх врезается нотой нервной - что, сбив лупастые фонари, приставят к горлу, как нож консервный, вопрос "А что у тебя внутри?"
А дни мои календарно серы, снежком засахарена тропа, и полумир с собой – полумера (там либо пан, либо всё, пропал!), и зябнут пальцы, и мокрый ветер отхлещет яростно по щекам, и я спросила, и ты ответил, и - ничего не случилось там. Все что-то делают: ноги, деньги, ошибки, пробы вернуться вспять...
Меня пока еще ставят к стенке не для того, чтобы расстрелять.
И зверь внутри, выгнув шею, стонет, полускулит и полумурчит. До боли в дверь уперев ладони, я опускаю последний щит. И взгляд проходит межпозвоночно, как маслом сбрызнутая слюда, ты знаешь сердце как адрес точный, и можешь точечно бить туда. И то ли нет ничего дороже, а то ли тупо сбоит в груди - но остается там только: "Боже, возьми меня за руку и веди".
26 ноября 2015