14. http://www.stihi.ru/2015/11/28/8707
С начала июля пошел бетон. Его привозили на громадных ярко-желтых самосвалах "Hitachi" и "Mitsubishi". Их Борисов впервые увидел здесь, на Камчатке. Вначале он недоумевал, почему используются крупнотоннажные машины японского производства, когда своих вроде бы хватает, но потом, поразмыслив решил, что везти на Камчатку КАМАЗы и ЗИЛы с материка видимо намного дороже, нежели закупать грузовики в соседней Японии. Самосвалы один за другим подвозили бетон и сваливали его большими серыми кучами у готовой траншеи. Вьюгов с Суховым залазали в наклоненный кузов и совковыми лопатами вычищали из него приставшие остатки, а остальные "дедушки" наполняли полужидким раствором грубо сколоченные из досок носилки, которые "молодые" растаскивали вдоль всей будущей теплотрассы, утрамбовывая его меж деревянными стенками опалубки.
Работу необходимо было делать споро, быстро, потому что бетон на жарком июльском солнце сох в мгновение ока. Работать Ваське выпало напару с худосочным Фарзалибековым. От тяжести наложенного в носилки бетона их обоих шатало из стороны в сторону, мышцы рук, спины и шеи с непривычки страшно болели от напряжения, но они все таскали и таскали, вызывая всем своим видом смех у "стариков", стоящих наверху у кромки траншеи. Потный раскрасневшийся Вьюгов в сдвинутом на затылок "фургоне" орал что есть мочи:
- Эй, Журналист! Ей Богу, ты щас помрёшь! Ей-ей!
Васька в действительности еле передвигал ноги. Неимоверная тяжесть груза давила книзу, властно заставляла гнуть спину, ноги заплетались, поминутно цепляясь за распорки меж досками опалубки уложенными на дне и через которые необходимо было аккуратно перешагивать. Фарзалибеков шел первым - направляющим, видел дорогу, в то время как он постоянно спотыкался. К тому же ручки носилок были неудобно широкие, кое-как обструганные и предательски выскальзывали из мокрых натруженных ладоней. В какой-то момент Борисов потерял контроль над собой, носилки выскользнули из его рук и грохнулись оземь. Сзади за спиной раздался сатанинский хохот "дедов". Фарзалибеков тоже выпустил из рук носилки и, полуобернувшись в сторону Васьки грязно обругал его по-азербайджански. Борисов уже достаточно обученный армейским понятиям, знал, что здесь никому и ничего из своего призыва спускать нельзя, дабы не прослыть за лоха, которого можно оскорблять безнаказанно, с силой двинул Фарзалибекова правой ногой по печени. Тот согнулся от боли пополам и начал медленно оседать. Василий сделал шаг вперед и изо всей силы рубанул обидчика ребром ладони по шее. Напарник тихо ткнулся лицом в землю и на мгновение замер, но, почти сразу же придя в себя, сделал попытку встать на ноги. Смех "дедов" смолк, они с нескрываемым интересом наблюдали за вспыхнувшей дракой. Никто и не думал вмешиваться. Васька занес ногу для повторного удара, как вдруг возле него словно из-под земли вырос Имамов, и его кулак обрушился на его переносицу. Из глаз посыпались искры, небо показалось с овчинку, а сам он очутился на дне траншеи. Этого времени Фарзалибекову вполне хватило, чтобы встать на ноги и одним прыжком усесться на его груди. Маленькие костлявые кулачки неистово заработали, нанося беспорядочные удары в его окровавленное лицо. Почти ничего не видя, Васька силился сбросить с себя озверевшего противника. С большим трудом ему удалось вывернуться, подмять его под себя и, схватив за горло, прижать к земле. Васькины пальцы неумолимо сжимались, поверженный Фарзалибеков бестолково дергал руками и ногами и вдруг утробно захрипел. В воздухе пронесся истошный крик Сухова:
- Ребята! Да ведь он его сейчас грохнет!
Сзади на Ваську навалилась тяжесть чьего-то тела, сразу несколько рук ухватило его зо подмыши и руки и принялись оттаскивать от Фарзалибекова. Кто-то больно разжимал его пальца мертвой хваткой вцепившееся в чужое горло, все что-то орали на всех доступных им языках. Сам же он ничего не видел перед собой, кроме ненавистного на этот момент лица противника с выпученными глазами в которых застыло выражение страха смерти, да широко разинутый рот в тщетной попытке сделать лишний глоток спасительного воздуха.
Наконец их удалось разнять. Распаленного дракой Ваську захватил в свои стальные объятия Небаба, Фарзалибеков, полусидя, судорожно дышал, как после долгого бега и возле него толпились сочувствующие, стараясь хоть как-то помочь ему подняться на ноги. Когда это удалось, к Ваське обернулся Имамов и с искаженным от злобы лицом, прокричал хрипло по-русски:
- Ты, как враг! Как враг!
Сперва Борисов не придал значения его словам, но, взглянув на ожесточенные лица окруживших Фарзалибекова азербайджанцев, ощутил, что по телу пробежал неприятный холодок настоящего страха. Ведь если все они ополчатся против него, то ему - точно не сдобровать!
Фарзалибеков вконец очухался и с бледным лицом усиленно растирал шею на которой яркими розовыми полосами красовались отпечатки васькиных пальцев. В траншею спрыгнули Авдей и Бобров. Подойдя поближе к толпе, Вадим холодным стальным взглядом окинул драчунов и процедил сквозь зубы:
- Вечером поговорим!
Затем, уже обращаясь к Борисову, добавил:
- А ты пойди, хлебальник вымой! Мушкой!
После отбоя Фарзалибекову и Имамову были вручены тряпки без швабр для исполнения небезызвестной процедуры помывки помов вручную на карачках. Имамов долго не мог понять за что же ему влепили наряд. Он яростно пробовал оправдаться, упирая на то, что защищал товарища. Утомленный его выступлением Авдей дал ему по-уху и объявил, что за лишние разговорчики и пререкания со старшими по званию, он ставит его на тумбочку в самую тяжелую предрассветную вахту на ближайшие двое суток. Али смирился и, проглотив обиду, принялся таскать воду в ведре из умывальника. Наступила очередь Борисова. Младший сержант, подойдя к нему, спросил, скалясь ехидной плотоядной ухмылкой на изрытом оспой лице:
- Что такое чаша "Генуя" знаешь, Журналист?
- Нет, - ответил не понявший ничего Васька.
- Щас узнаешь! Поди-ка сюда!
Авдей отворил дверь спальнего помещения и, пройдя через бытовку и сушилку, провел Ваську в сортир. Указав пальцем на два пожелтевших от мочи и покрытых на сколах эмали ржавчиной азиатских "очка", торжествующе пояснил:
- Вот они - чаши "Генуя"! Значит так: чтобы к подъёму они были чистыми, как ванночки для младенцев! Усёк? Щётку и соду получишь у сержанта Боброва. Желаю удачи!
Примерно с полтора часа Борисов орудовал жесткой волосяной щеткой и технической содой, отдирая от чаш желтизну. Наконец они заблестели белой эмалью, но проклятая ржавчина на местах ее скола не поддавалась, а само отверстие "очка" так и оставалось грязно-желтым. Зашел Сухов. Глянув на сопящего от усердия "духа", хохотнул, спустил штаны и присел на почти отмытое "очко". Крякнул, спросил:
- Ну, как дела, Журналист?
Борисов метнул на него полный ненависти взгляд.
- Чо молчишь, сука? - "дед" начал злиться. - Глухой, али как?
- Ничего. Вот, работаю, - ответил Васька, чувствуя, что от молчания своего он добра не дождется, а только всё усугубит.
- Это хорошо, что работаешь, - похвалил с издевкой "дед". - Работа, она, знаешь, дураков-то любит! Тут из тебя гражданскую дурь мухой вышибут! Дома-то небось, ни разу "очка" не драл?
- Нет, не приходилось... - Васька с трудом подавил в горле внезапно нахлынувший тошнотворный спазм.
- Ну, ничего! Все в этой жизни бывает когда-нибудь в первый раз! Тут тебе еще и не такое придется делать, Журналист! - победоносно пообещал Сухов и, пошуршав газетой, дёрнул за цепочку сливного бачка. Завершающим аккордом раздался шум льющейся воды и "дедушка" покинул места общего пользования.
Прошло еще какое-то время и на пороге появился Авдей. Тонкие бледные губы его были растянуты в издевательской улыбке, а бескровная физиономия прямо-таки сияла от предвкушения салистского удовольствия увидеть Борисова за столь унизительным делом.
- Ну, как "очко"? Отпедерастил?
Васька молча посторонился открывая обзор на свою работу. Авдеенко подошел ближе, брезгливо оглядел отверстия, потом превел взгляд на "духа".
- Не-е-е! Так дела у нас не пойдут! Желтизны и ржавчины быть не должно! Сходи-ка возьми у Боброва старое лезвие для бритья и соскабливай ржу бритвочкой! И запомни: пока чаши не будут блестеть, как у кота яйца, спать не ляжешь!
Выходя и уже приоткрыв дверь, он добавил:
- Да, кстати, Журналист! Закончишь с чашами, принимайся за краники умывальника, чтобы к утру они сверкали, как золотой червонец на солнце! Врубился?
Глаза у Васьки уже начали слипаться, страшно ныл хребет, и он безвольно кивнул головой, моля Бога лишь о том, чтобы проклятый младший сержант побыстрее убрался в казарму.
Когда Борисов подошел к Боброву за лезвием, Вадим, хитро блестя глазами, с интересом спросил:
- Пошто тебе лезвие, "дух"?
- Надо! - коротко ответил Васька.
- Так зачем надо-то? Побриться что-ли решил? Так не утро ведь?
Тут в дело вмешался чёртов Авдей.
- А он щас "очко" брить будет! Начисто! Бритвочкой! Ха-ха-ха-ха-ха!!! Желающих посмотреть, приглашаю в сортир!
Казарма огласилась диким ржанием "дедов". При тусклом свете лампочки горящей над тумбочкой дневального Васька заметил, что Имамов с Фарзалибековым на коленях вручную замывавшие пол, переглянулись между собой и злорадно ухмыльнулись мерзкими торжествующими улыбками. Бобров поднялся с койки, со вздохом полез в свою тумбочку и, сквозь смех, проговорил:
- Ну, на такое святое дело добра не жалко! На! Владей!
Он протянул Ваське тускло блеснувшее в потемках лезвие "Нева".
- Вперед, за орденами! - выкрикнул, подзадоривая Ваську, со своего места Вьюгов, и "деды" вновь дружно зашлись хохотом.
Почти бегом несчастный униженный Борисов выскочил вон из спальнего помещения. Войдя в туалет, он грубо по-матерному выругался, помянув всех дальних и ближних родственников Авдеенко, Боброва и иже с ними остальных "дедов", косле чего, присев на корточки, принялся осторожно выскабливать лезвием дырку "очка", Глаза автоматически закрывались, а в голове стал появляться какой-то непонятный шум. Время от времени, он с ужасом посматривал на почерневшие от грязи соски бронзовых краников, которые ожидали его впереди. Он явственно чувствовал, что его сил уже на них не хватит, но приказ был приказом. Если сказал "дед", что он должен к утру выдвраить их до блеска, значит так тому и быть...
Наконец с первой чашей было покончено и она приобрела такой вид, которого пожалуй не имела даже в момент ее получения со склада. Принялся за вторую. Драл ее с остервенением обреченного, пыхтя и слегка высунув изо рта кончик языка. Позади скрипнула дверь. Он не обернулся, только еще усерднее и старательней заскоблил уже порядочно затупившимся лезвием по проклятой желтизне.
- Кончай! - услышал он за спиной голос Боброва. - Иди спать, половина четвертого уже!
Борисов с трудом разогнул затекшую от долгого сидения на корточках спину.
- А мне еще краники приказано вычистить, - почти прошептал полумёртвый от усталости Васька.
- Вот вернешься сегодня с работы, тогда и вычистишь! А сейчас - спать!
В ту минуту тихий голос сержанта звучал для него сладчайшей музыкой, самой дивной, прекрасной и мелодичной, которую он когда-либо слышал...
Наступивший день был для Василия ужасен. Подъём он проспал и был сброшен Авдеем со своего второго яруса сонный без всякой жалости. Всё тело ныло, каждое движение измученного неотдохнувшего тела причиняло мучительную тупую боль. На работе в траншее Васька несколько раз ронял тяжелые носилки с бетоном, ноги путяли сь деревянных распорках, и он - падал. "Деды" и одногодки вышучивали его нерасторопность и слабость на все лады, но у него не было ни сил, ни желания отвечать им на колкости и похабщину. Он только обозревал их всех мутным ничего не видящим взглядом, а в душе кипела и пенилась грязно-серыми пузырями невысказанная злость и лютая ненависть. Но даже на ненависть его не хватало! Мучительно хотелось только одного - спать, а после работу его ждали проклятые краники и это удручало еще больше, не давая сосредоточиться в мыслях и собраться в действиях.
Неожиданно для всех вечером был устроен капитальный шмон*. "Деды" переворачивали вверх тормашками все "духовские" постели, вывёртывали наизнанку наволочки, перетрясли содержимое всех тумбочек. Что именно они искали, одному Богу было известно, но. как бы то ни было, шмон ожидаемого эффекта не дал и всё кончилось тихо-мирно. Васька чистил технической содой бронзовые соски кранов, когда в туалет вошли Небаба и Имамов. Увидя Борисова, последний бросил на него негодующий взгляд, а Остап спросил:
- Слышь, Журналист! Как ты думаешь, к чему это "деды" шмон произвели?
Васька оторвался от работы, отложил в сторону тряпку и безразлично ответил:
- А хрен их знает! Мне как-то начихать и без того дел хватает!
- Ну, положим, твои дела штрафные... Но тут что-то не так... Чую я, что боятся они нас... Нутром чую!
- Как это боятся? - удивленно спросил Борисов. Ему вдруг стало интересно послушать соображения Остапа. - С чего это, собственно говоря, им нас бояться?
- Да всё очень просто, Журналист! Тут собрались люди южные, кавказские, для них мутные и непонятные! Многие-то по-русски еле-еле говорят. Смотрят на всех исподлобья, черные... Чёрт-те знает, что у них на уме! Могут и пикануть**! Врубился, садовая твоя голова? К тому же, как ты считаешь, почему в роте нет в свободном обиходе ножниц, а лезвия для бритья выдаются чуть ли не под расписку и с обязательным возвратом? А?
- Думаешь, ножи искали?
- Ножи, заточки, да мало ли что еще! Кстати, вчера, когда ты "очки" зачищал, Сухов Авдею говорил, что на 14-ой "точке" "духи" отметелили "дедушек" под пятое число! Сам слышал!
- Вот здорово! - непроизвольно вырвалось у Васьки.
- Да! Представляешь, их туда попало сорок рыл! А "дедов" - всего десять! Те попробовали "возбухнуть", тут им мордельники и начистили! Кайф!
- Слушай! А ведь мы бы тоже могли... - загорелся несбыточной мечтой Борисов и осекся на полуслове.
- Чего могли? - не понял Остап.
- Ну, это... Двинуть "дедушкам" "по рогам"! Только всем вместе надо, скопом.
- Надо! А кто пойдёт? Ты, я, Арменак Варданян, да Алишка, - Небаба кивнул в сторону Имамова. - А как остальные?
- Поговорим с остальными.
- Жди! Поговоришь ты! Они по-русски-то ни бельмес! Каждый сам за себя воюет, им ничего не докажешь!
- Зачем же доказывать? - вступился за земляков Имамов. - Я могу поговорить. Ребята - поймут!
- Ну, вот и говори, давай! А пока что рано об этом думать! К тому же, говорят, пополнение сюда идет сплошь из "дедов". Если мы залупнемся, они нам опосля все кости перемелят! Учтите на будущее!
- Волка бояться - в лес не ходить! - парировал Васька.
- Волка? Не боишься? - глаза Остапа прищурились в узкие щелочки. - Тогда пойди щас, двинь в торец Авдею-пидеру, а я погляжу!
- Вот именно, что поглядишь! - на Борисова накатил боевой дух. - А вот ежели мы все вместе кулаками поработали, тогда-б всё иначе было!
Остап с Алишкой ушли, а Васька вплоть до отбоя чистил умывальник, но каким-то седьмым чувством ощущал, что завоевал уважение и симпатии товарищей.
Среди ночи в казарме загремел голос Боброва:
- Рота! Подъём!
В глаза бил слепящий свет включенных люминисцентных ламп. Посреди казармы стояли уже одетые по полной сержанты Бобров, Авдеенко и Дьяк. Огненно-рыжая шевелюра прораба была растрепана, длинные волосы свисали неопрятными жирными свалявшимися прядями, что еще более усиливало отталкивающее впечатление, которое он произвел при первом знакомстве. Видно было, что он только что с постели и предстоящее ночное бдение особого удовольствия ему не доставляет.
- Подъём! - заорал еще громче Авдей, видя, что еще далеко не все продрали глаза. - Подъём! Бетон привезли!
"Духи" сыпались сверху своих вторых ярусов, как яблоки с яблони, которую трясут в урожайное время. "Дедушки" потягивались и, матерясь сквозь зубы, лениво надевали галифе и влазили в сапоги. Через пять минут по центру казармы протянулся неровный строй. Дьяков широким твердым шагом прохаживался из одного его конца к другому и говорил:
- Вот что, орлы! Пришли две машины с бетоном. Чёрт-те знает, какая сволочь пригнала их среди ночи, но бетон надо разметать сейчас, иначе застынет. Так что, давайте быстрее!
- Строиться на улице! - гаркнул Авдеенко.
Ночной холод окончательно прогнал остатки сладкого васькиного сна и вернул его к суровой действительности. Предстояла большая изнурительная работа, которую и при солнечном-то свете делать было непросто, а уж впотьмах и того подавно! Пошли строем по раздолбанной проселочной дороге, спотыкаясь поминутно, сбивались в темноте с шага, наступали друг дружке на пятки. Вначале пути Авдей пробовал вести счет шагу, но потом, зло сплюнув на обочину, умолк. Солдаты шли в полном молчании, только в темноте рдели точки зажженных "дедовских" папирос, да слышалось прерывистое дыхание почти полубегом идущего строя. Прошли склад, котельную. Наконец показалась теплотрасса. К большому их удивлению почти на всем своем протяжении, она была высвечена двумя мощными прожекторами укрепленными на деревьях. Тут же сидел на корточках Дудинцев-"Шнобель", попыхивая папироской. Прожекторы - это была его работа. Тут же стояли два полных "Mitsubishi" в ожидании разгрузки. Раздалась команда. Строй замер, затем рассыпался и работа закипела. Из укромных углов были извлечены носилки, лопаты, тяжелые чурбаки с ручками, предназначенные для утрамбовки. "Деды" в считанные минуты опорожнили обе машины, навалив у конца траншеи огромную кучу бетона и все, кроме Авдея и Боброва, спрыгнули вниз.
Сержанты наверху энергично заработали совковыми лопатами, "духи" - еле поспевали подтаскивать пустые и уносить полные носилки. В первый раз Васька видел, как по-настоящему умеет работать Вадим Бобров и невольно проникался к нему еще большим уважением. Все "деды" наравне с "духами" таскали носилки с бетоном, укладывали его в опалубку, истово утрамбовывали. Не слышно было обычных криков, понуканий и ругани. Все, казалось, преисполнены были единственным желанием - как можно быстрее закруглиться и отправиться на-боковую досыпать. К четырем утра все было кончено. Когда Борисов вылез из траншеи на поверхность, его тело уже ничего не чувствовало, руки, разодранные вкровь, горели жгучей непроходящей болью, колени дрожали от долгого напряжения. Дьяк, ни на минуту не отходивший от работающих, с удовлетворением подытожил:
- Ша! Бетона больше не будет, орлы! С завтрашнего дня начинаем "гнать" трубы! Молодцы!
- Будешь молодцом, когда спать охота! - устало улыбаясь ответил ему Вадим, утирая широкой ладонью пот со лба. - Шабаш, мужики! Айда строиться!
Наутро чуть было не проспали завтрак. Но на сей раз никого не сбрасывали с коек, не принуждали одеться за положенные сорок пять секунд, не слышалось командных окриков и привычного мата. Старшие прекрасно понимали, что никто не выспался за минувшую трудовую ночь. В столовой полуостывший завтрак проглотили без всякого аппетита и удовольствия. На работу пришли вялыми и злыми.
Дьяков уже поджидал их. Нервно теребя пальцами засаленный лацкан пиджака, он поглядывал на трассу, как бы оценивая проделанную за ночь работу. Увидя приближающийся строй, он двинулся ему навстречу, глубоко засунув руки в карманы брюк.
- Наконец-то! Я уж думал, что вы все передохли! Здорово, орлы!
- Орлы-то орлы, да только не те, что летают, а те, что гавно клюют! - мрачно сыронизировал хмурый Коля Сухов. - Кто-то с планом в сроки не укладывается, а кто-то пашет по ночам, как папа Карло!
- Что ты хочешь этим сказать? - взъелся прораб и без того красное его лицо побагровело от возмущения.
- А то, что ты, падла, грабишь нас как хотишь! Всю весну и половину лета провкалывали, что такое суббота-воскресенье слыхом не слыхивали, видом не видывали, а на депоненте*** денег - кот наплакал! Где бабки наши, живоглот?! Тю-тю? Сволочь ты, Толян! Отменная сволочь!
Дьяков еще больше побагровел и, подойдя вплотную к Сухову, сунул ему под нос свой здоровенный веснусчатый кулачище, покрытый жесткими рыжими волосвами.
- А ты эту штуку когда-нибудь нюхал? - угрожающе спросил он.
Со стороны в эту минуту высокий худой Сухов и коренастый кряжистый прораб были похожи на двух бойцовых петухов, которые хорохорятся друг перед другом, чтобы, запугав противника, перейти затем в решающую победную атаку.
- У меня свой "молоток" есть не хуже твоего! - Николай повертел своим крепким кулаком перед физиономией Дьякова.
- Ты - пьянь забулдыжная, что, давно на "губе" не отдыхал, а? Соскучился по камере? Смотри, я тя живо устрою! - Дьяк наливался злостью все больше и больше.
- Да пошел ты, знаешь, куда? - солдат послал ненавистного прораба по небехыхвестному адресу.
- Что ты там просвистел? А ну, повтори!
- Сказал, что слышал! А коли не услышал, то пойди, уши прочисть и харю умой!
Такого прилюдного оскорбления Дьяк уже снести никак не мог. Набычившись, он подался всем корпусом вперед и в ту же секунду суховские кулаки заработали, нашпиговывая противника крепкими ядреными ударами в корпус и, целя в лицо. Дьяков оказался далеко не робкого десятка, быстрым и увёртливым, несмотря на свои сорок два года. Он ловко маневрировал меж мелькающими кулаками, уклонялся от ударов и, войдя в ближний бой, одним мощным аперкотом решил дело в свою пользу. Пока Сухов, сидя на земле, ошалело тряс головой, пытаясь придти в себя после нокаута, прораб, как ни в чем не бывало распределил между военнослужащими работу, растасовал их по участкам, отправил бригаду "духов" во главе с Небабой на склад для погрузки труб. Драться ему было не впервой и был он отходчив, хотя "деды" поговаривали, что злопамятен.
Как бы то ни было, но стычка Сухова с Дьяковым возымела свои благие последствия. Появились положенные два выходных дня. В первую же свободную субботу сантехники совершили небольшой променад к близлежащему озеру. День выдался солнечный жаркий. "Деды", раздевшись до трусов, улеглись на травке впитывать в себя летний загар, "духи" в белых кальсонах и в покойницких, белых же, нательных рубахах, подобранных не по размерам, а абы как, толклись группами, обсуждая проистекшие за неделю события. Неугомонный, стремящийся всегда и везде быть первым Остап, сунулся было в воду, но тут же вылетел на бережок, потирая бока и вопя, как ошпаренный. Глядя на него все громко рассмеялись, а Бобров предупредил:
- Ты не смотри, что тепло и даже жарко. Здесь, на Камчатке, высокогорье и вода редко прогревается выше +7 - +10 градусов. Так что, учти на будущее, прежде чем нырять!
Назад в часть возвращались отдохнувшие, радостные и благодушные. Одно омрачало жизнь: курево кончилось. Если быть более точным, то вначале кончились деньги, а затем уже - курево. Это прозвучит странно, но в армии, табак - один из самых необходимых атрибутов солдатского бытия. Нет махорки - нет и солдата. Для Васьки отсутствие "термоядерного" "Беломора" было смерти подобно. Пару дней ему еще удавалось "сесть на хвоста" и покурить с "дедушками" одну на двоих, а то и на троих. Но в ту памятную праздничную субботу табачное довольствие иссякло у всех. К вечеру очумевшего от безумной жажды затянуться сладким табачным дымом Борисова осенила счастливая мысль: отыскав старый сломанный черенок от лопаты, он выпросил у водилы Ракова ножовку по металлу, отпилил от черенка подходящий по величине чурбачок и, одолжив у Вьюгова складной нож, в течение часа он выдолбил в чурбачке нужной величины отверстие, превратив его такил образом в чашечку. Пристроив к ней в качестве чубука тонкую медную трубку от холодильника, Васька получил некое подобие курительной трубки. Насобирав по всей части куцых окурков, он выпотрошил из них остатки табака и таким нехитрым способом обеспечил себя куревом на весь день. Курить из созданного им курительного прибора было противно, во рту вечно стоял специфический медный привкус, но, как говорится, и на том спасибо! Из васькиной трубки попробовали покурить почти все курящие, но, сделав две-три затяжки, они заходились неистовым кашлем и, в итоге, от "гнниального изобретения" рядового Борисова все отказались. Сам Васька оказался наиболее стойким курильщиком и вытерпел свою самодельщину до понедельника. В понедельник и его терпёж истощился и новоявленный курительный агрегат был безжалостно выброшен своим незадачливым создателем на ближайшую помойку. Остап обучил Ваську курить самые безнадёжные чинарики "с иглы" и проблема насыщения организма никотином была временно решена. Делалось это нехитрое дело так: самый край окурка прокалывался швейной иглой и, держась двумя пальцами за ее ушко, курильщик тянул в себя столь сладостную для него табачную отраву до тех пор, пока вконец истлевший окурок не начинал обжигать губы. Но, чего только не вытерпишь ради привычки, даже если она - дурная!
В одну из ночей Раков, Бобров и Вьюгов, прихватив с собой Небабу, отправились на рыбалку. Утром на подёме возле казармы стоял ГАЗ-66 полкузова которого было забито отборной чавычей****. Вместо обычной повседневной утренней физзарядки произвели разгрузку, быстро подальше от чужих глаз затащили рыбин в казарму и свалили их кучей на цементный пол умывальника. Во время завтрака Васька прицепился к Остапу с распросами.
- Где это вы столько рыбы наловили? - удивлялся он. - На удочку столько не поймаешь, да и рыбины по метру, не всякий спиннинг выдержит!
- Тупорылый ты, Журналист! Ну какой осёл будет красную рыбу на удочку ловить? И какая это удочка должна быть, чтобы такую рыбину вытянуть? У нас бредень***** был и пара багров.Плюс еще несколько тёсанных кубиков в кузове. Рыбы в Камчатке****** сейчас видимо-невидимо! Представляешь, ширина реки метров двести и все это пространство от рыбы буквально кипит! Швырнёшь кубик в воду - две-три штуки зараз всплывают! Багром ткнешь - пяток нанизываешь! Ну, а о бредне и говорить не надо! - лицо Остапа сияло гордостью и довольством, сегодня он чувствовал себя героем дня.
- Так вы что, - удивился Васька, - браконьерствовали?
- Святая простота! - пожалел его Остап. - А как ты думаешь, сиволапый, кто-ж это тебе разрешит красную рыбу бреднем и кубиком гробить во время нереста? Конечно же браконьерствовали, чудик!
- А если-б вас сцапали?
- Хто?
- Ну, хотя бы рыбнадзор...
Остап оглядел Ваську с головы до ног, как малохольного и, покрутив у него перед носом кулаком, пояснил:
- Против лома - нет приема!
Васька дополнил:
- Если нет другого лома!
Внезапно Остап развеселился и, криво усмехнувшись, сказал:
- Не ссы в компот, Журналист! На такого как я, еще надобно подходящий лом подобрать!
Желая показать, что разговор окончен, он повернулся к Ваське спиной и направился к двери. Нвобранцы с завистью глядели ему вслед. Съездить с "дедушками" на рыбалку - это что-то, да и значило!
Пока "деды" вернувшиеся с ночного похода насыщались в казарме, остальные курили на улице что Бог послал и готовились к трудовому дню. Наконец Бобров зычно крикнул:
- Строиться в казарме!
За считанные секунды вырос строй.
- Равняйсь! Смирно! - скомандовал Вадим и в его голубых глазах засветились лукавые искорки. Судя по всему, у сержанта сегодня было отменное дембельское настроение. Когда строй замер, превратившись в монолитную шеренгу живых статуй из мая и костей, он спросил:
- Кто умеет солить и вялить на солнце рыбу? Шаг вперед!
Вышли Имамов и Алиев. Бобров подошел к ним вплотную, прищурился, строго спросил:
- Откуда знаете это дело?
Имамов, наполовину словами, наполовину жестами, пояснил, что работал на рыбном промысле, а Алиев что-то буркнул на счет домашней коптильни.
- Значит знаете, как разделывать? Ну, тогда Сережа Авдеенко выдаст сейчас вам ножи, а от работы на трассе на сегодня я вас освобождаю! Будете рыбу пластать. Понятно?
Те молча кивнули. Тут в разговор встрял Сухов:
- Вот-те Дьяк освободит от работы! Он те там вломит, мало не покажется!
- Ничего! Дьяк - тоже человек! И ему рыбки покушать охота! Так что не волнуйся, простит, если мы его в накладе не оставим! А насчет того, что вломит, так это он тебе давеча вломил! Так что лучше подумай о том, как бы он тебя на "губу" не упек, хотя... - тут сержант запнулся, подумав, -...сейчас вряд-ли. У него каждый человек на счету! Я правильно глаголю, Журналист? - внезапно обратился ВАдим к Ваське.
Не ожидавший вопроса Борисов вздрогнул и, не зная, что ответить, чтобы, не дай Бог, не потрафить "дедушке", глупо захлопал глазами.
- Не слышу ответа! Чо ты щары свои вылупил по чайнику? Отвечать надобно, когда тебя старший спрашивает! Ну?!
- Правильно, - поддакнул оторопевший Васька.
- А что правильно-то, а?
- Что Дьяк - тоже человек и ему рыбки охота, - повторил он механически зафиксировавшуюся в голове фразу.
- То-то и оно!
Вадим по-отечески потрепал Борисова по стриженой голове и вновь обратился к Имамову и Алиеву:
- В общем, вы - ребята, сегодня при деле. Но, смотрите у меня, чтобы к вечеру все было в полном ажуре, иначе ночью будете пахать, а поутру на трассу пойдете! Есть?
- Есть! - бодро ответили новоявленные рыбники, дружно взяв под козырек.
- То-то и оно, что есть. Остальным - строиться на улице на работу!
* Шмон (жарг.) - обыск.
** Пикануть (жарг.) - ударить ножом, зарезать.
*** Депонент - (здесь) расчетный счет солдата строительных частей на который ежемесячно начисляются заработанные им деньги.
**** Чавыча - разновидность Дальневосточного лосося.
***** Бредень - род сети для ловли рыбы.
****** Камчатка - в данном случае имеется ввиду река.
16. http://www.stihi.ru/2015/11/28/8659