Губы, словно пальцы, собраны в щепоть;
сметены во взгляд осколки слюдяные,
с тихим -- оттого не менее итстошным, --
безвоздушным, что ли, свистом безнадёжным.
Сухой щепотью запечатаны уста
(что-то полое, иссохшее в последнем
"уста"). Таков, наверно, запах помещения
с двойными стенами и потолком, двойными
выходом и полом. Верно, существуют
особые, продавленные или нет, не суть
очевидно: склонные к подвешенности столь,
что дрожь конечности электризует, -- впалые
морфиновые возвышения-подушки, --
опаловые, бледнотканые, пустотные подушки, --
время допотопно-выпуклое, точно телевизор --
экран-закат-игольница для спорных
опыта острот, -- себя в порядок приводящая
бордовая пустотность, о которой:
своды иссиня-пурпурные, разбухшие, что впору испещрять их многоточьями иголок -- белёсыми игольными туманностями. --
Но и только. Перевранной записи обкорнанной попкорн:
Летучих приколы мышей.
Снежанкины -- чуешь? -- приколы.
Прочувствованная жизнь.
Как в сказке, чё гонишь; чё гонишь.
Синюшные делирия фигурки на
фарфоровом экране выпуклом --
бредовом фарфоровом взмокшем экране, --
пляшущая трансцендентность, --
неясные, отрешённо-смешливые, писанные бредно-синим герои фарфорового делирия.
С одной стороны, нереализованное, условно, страдание запрашивает, минимум, ясное, не обязательно не-изменённое, сердце, с другой -- необременённ... (обрывается в ночь... 00.00). Страдание -- штормящий вирус относительности, пошатывающийся факт бытия какового вируса не предполагает, соответственно или собственно, ни страдающего, ни упущенной к страданию способности. Отчего упущенной? Страдание, подобно становлению, и многие следовательно спустя, бессубъектно, как и вирус; кузнечный плавильный глагол-страдание
.
колебание, переливы текстуры, рассеивание ледяное, -- всё та же поверхность? Сверхнечувствительность, неуязвимость, -- тонкий, неукротимый напор всепроникающий.
Бред опосредует, но сухо-раздражённым -- но -- горюче-раздражённым, разреженно-меланхоличным раздвоением; одолевает речь и образ -- особый, своебред.
* * *
Суетливая, как мыши, отрешённость.
Точно белые, с отсветом песочным мыши.
К вещественности волю, к залежности, пыльно-каменному бытию
обретает белый, сталкиваясь с неизбежностью... оттенков? Нет. Как раз оттенков
не отыскать. Тяжеловесное седеющее белоснежье,
наделённое качеством крепчать и покрываться необычной порослью наждачной.
Некто, рыцарь, условно, в рассеивающей броне.
В рассеивающей его существо. Нечто с рыцарской статью,
из песочно-белых мышей и лучей возведённое -- из мышей белоснежно-
внушительных-вроде-на-вид-по-сути-же-обыкновенных и лучей, -- из мышиных лучей,
этаких лучемышей, мышелучий изощрённых. Что цепкое скрепляет эти Разбежаться?
В рассеивающей броне. Неровный пролом-чернота в середине концентрического света.
* * *
Эта склонность к пустотности, грусть,
проявление качества тревожное --
поиск; видимость готовности к тому,
к чему готовым сделаться немыслимо, --
готовность к рассеянию вящая --
к разрежению паутинной среды
неповторимой-де самости.
* * *
препарируя иррациональное,
точно тушу кита, не проблема
защищённости чувства ценой
мошеннической, изумлённой
обнаружить, обследовать тщательно,
как только возможно, наверное,
шамановой норы кишку -- прямую, ибо что это, как не начало депрессии? Поиск, как отмечалось, тревожное качества проявление.
* * *
Ворсистая грубая фентанилова сила.
*
Иные начала и качества отравляют, подобно раку, затаившемуся до поры. Смиренный их антагонизм парализует, отсвечивает настоящее, а если вглядеться, выгрызает деловито изнутри. Будущее -- нежелательное настоящее, варвары, коих уже принимали. Будущее -- тень беспредметностью полой по-над, тень-ничто, скрадывающая невесомость-пустоту, радужную, неопределённую, довольно светлую, точно облака. Иные начала и качества точно выталкивают другие, в то время как эти последние непредставимы, да и небывалы, что в обществе первых, хоть бы и временно, что в перспективе присутствия. Крохотные единицы из будущего, солдатики отрицания.
*
С таким стиснуть веки усилием, чтоб растрескались, точно фарфоровые, яблоки глазные, и летаргическая показалась радуга, подобная доисторической, чуть только пустотность спала.
*
Закономерностей честь и долг.
* * *
Опаливаю взвесь табачную. Вверх подаётся взвесь.
Ничего не решается. Я возвращаюсь допрашивать, избивая попутно, память,
вопросов ломких табачную почти на вид солому ворошить. Ворошить темноту,
что посверкивает точь-в-точь как подпаленная за минут пять до того табачная взвесь.
Возвращаюсь. Оглядываюсь. Снова, похоже, здесь
...где-то. Здесь, говоря общо. Здесь, в неозначенном -- "означивает" кто-то? -- здесь.
Верно, я там -- в устаревшем, нездешнестью застланном там. Запаливаю вновь
полуздешнюю -- там и здесь между -- взвесь.
Взвесь подаётся вверх.
Откуда я знаю: я -- то-то и то-то, -- откуда -- что я здесь?
Что не график-кривая в лесу мачт-измерений, что сейчас наблюдаю ...и здесь?
Почему бы в рисунке этом не весь
я? Не в крайнем, скудном, "пожарном",
блистательном даже, пожалуй,
настоящего варианте? Здессейчасное, в конце концов, -- это когда ты открываешь в стене шкафчик и берёшь огнетушитель или разматываешь шланг; складских гоняешь крыс; под вечер следуешь по улице. Настоящее -- огнетушитель, вопль истошный стоп-крана, пожарная лестница, etc.
* * *
Моя анахата с краю,
я не подаю -- нападаю,
нападающий "большие
надежды",
выделяю особо: Большие, --
с неотёсанной, что твой предмет --
или шире: предметность сама
экстрагированная, -- жестоковорсной
фентаниловой мочью в ручищах.
Моя анахата с краю,
не участвую, не подаю,
не сочувствую, не состою, --
нападаю, друг мой, нападаю,
а поскольку поди наподдай
сбитых крепко надежд, называй
нападающим-большие-надежды.
Величай просто: Буря-и-натиск.
Далась же моя анахата.
* * *
Вялый, плесневый субъект, балующийся патриофилией.
Сипел, как рептилия, этакий субкататонический ящер.
После пластики, с трудом перенесённой,
прививающей амбициозность -- под
кожу рук, лица и буйволицы кожу
социальной; убеждений давит жаба,
поколачивает патриотизм --
однополая активная партнёрша.
Лакмус-лакуна избыточная.
Оксикристаллический скелет с конечностями-аметистами.
Выше полуночи -- выше нуля.
Своеобразный светофор: бох-человеки, крестики-нолики, единица-сплочённость-провал; три потухших глазницы, три выколотых, три лакуны;
кавычками помятая нормальность серийного малого в большем, оставленного в покое, в себе опустотном, -- по старой, неунывающей причине нужного мгновению количества сущего однородного, 2) равнодушия-терпимости-в-упор к иссера-серийному.
Метафизичность минимального рационального мышлния. Умерщвлять-и-препарировать повторно иррациональное, закономерность резкую, точно акулий плавник; герметической касаться идиомы оккамовым скальпелем; уместность обтекаемая всех и каждого. Опыт-антитезис. Лакуноутвердительная бровь. Пустотноутверждающее в санкциях. А впрочем, так тому и быть.
Пустотный творец, пустотво'рец и потухшая лакуна-единица равномалые: на выходе -- ноль; гадание на трухе пустотной. Выше полуночи, -- выше ноля. Равноденствие. Количеством разве берущие -- не со мною сплочённостью, -- целого шестерёнки, -- творца множественность вящая.
* * *
Оксикодоновый сапфировый оркестр
проекцией звучания своды насыщает атмосфер
нёбообразные, чуть сводов головами не касаясь.
*
Пурпурово-чёрная сводов вогнутых (выпуклых вовне, в недоступный космос внешний) игольница, воображаемыми источенная чёрными туманностями-червоточинами, созвездьями погасшими, окаменелыми.
*
Забальзамирован снаружи и внутри. Проложены дороги, взлётные (пирамиды оливково-глянцевые, серебристо-блестящие: растёртой крыты чайкой) по внутренним и внешним серебристым полостям-плоскостям. Подточены, углублены черты. Мумия в оцепенении начищенном, блестящем, светском. В ожидании, что ли?
/... 5102.21.01 /