Бравый солдат. Сказка

Владимир Тимошкин
      Бравый солдат. 

             Часть 1

В старину, давным - давно
Шёл солдат в свое село;
Возвращался с службы царской,
Тем уж рад, что жив остался,
Забывая про привал,
Версты пыльные считал.
Никогда не унывая,
Бодрость  духа,  не теряя,
Он без устали шагал,
Песню лихо напевал:

Ать два! Ать два!
Удалая голова!
Удалая голова
У Иванушки была!

Наш Иванушка солдат
Хоть сегодня на парад
Ловок, силушкой богат
И сам черт ему не брат!

Ать два! Ать два!
Удалая голова!
Голова садовая,
Голова бедовая!

У Иванушки была!
Золотая голова!
Голова бедовая
И судьба фартовая!

Ать два! Ать два!
Удалая голова!
И  фартовая судьба
От несчастий сберегла!




Наш Иванушка солдат,
Закаленный, как булат.
Пуля, штык или  ядро-
Миновало всё  его!

Ать два! Ать два!
Удалая голова!
Голова бедовая!
И судьба фартовая!

Время вечерять настало;
Он свернул с пути усталый
К деревеньке небольшой;
Попроситься на постой.
Постучался в избу с краю
-Отворите; пропадаю!
Загремел в сенях засов:
-Кто, ты, Господи, таков?
-Что  кричишь здесь, на ночь глядя?
-Извиняйте, Бога ради.
-Я домой иду ; солдат.
-Извини, коль виноват.
-Некуда, любезный, деться,
Отдохнуть бы, обогреться.
-Не сердись, Господь с тобой,
Милый, мне бы на постой.
-Что мне на тебя сердится?
-Давеча  прилег; не спится.
Мы тут с бабкою вдвоем,
Как сычи, с нею живем;
Никакого разговору.
-Ей бы лишь затеять ссору,
Чтоб язык свой почесать.
-Ведь совсем не даст поспать,
Норов  дюже  говорливый.
-В избу проходи, служивый,
Шишек, парень,  не набей.
В  дом шагнули из сеней.

Бабка хмуро их встречает,
Будто и  не замечает.
-Здравия желаю, мать!
-Я солдат, Иваном звать!
-На постой к вам напросился;
Шибко нынче утомился;
-Матушка, иду домой.
-Раздевайся; Бог с тобой,
Мы  повечеряли  трошки,
Подобрали  всё до крошки;
Батюшка, прошу простить
Нечем вовсе угостить.
-Мне с дороги бы умыться;
Нет, так нет, как говорится:
На  твоё, мамаша, нет
И суда, выходит, нет.
И, присев  с трудом не лавку,
Снял солдат ботфорты, скатку,
Ранец, отстегнул клинок.
Дед, как мог, ему помог.
В руки взял клинок буланый,
-До чего клиночек славный-
Дорогая, видно, вещь?
-Там на нём и надпись есть.
-Вещь, папаша, наградная
Сабелька моя родная,
Как сестрица и жена
Мне приходится она.
Показал дед рукомойник.
Тот, как баба в свой подойник,
Умываясь, загремел;
 И, мурлыча, песню пел:         

«Хороша, свежа водица!
Так и хочется напиться
Ох, и  хороша  вода,
Так и пил её б всегда!

Эх, и хороша водица!
Как  приятно освежиться!
Ах, какая благодать!
Ни за что не устоять,

На неё надо молиться!
Эх! и добрая водица
Обойди хоть целый свет,
А водицы лучше нет»!

-Живётся, видимо, вам справно;
Поёшь ,служивый , очень славно.
-С  чего нам, милый, унывать?
-Да слёзы горькие пускать?
-Наш  генерал-мужик толковый;
-В  здоровом теле дух  здоровый,-
Всегда  о том  напоминал.
-Сам никогда не унывал
И не терялся в передрягах ,
Был рассудительный в атаках
И нас служивых, сколько мог,
Своим примером  уберёг.
-А воевать - повоевали;
И  отступали, наступали,
И через горы и снега,
Как к черту, лезли на рога;
И в реках и снегах тонули,
И пушки на себе тянули.
-Пришлось, любезный , послужить,
Да  и чего там говорить.
-Но я  нисколько не жалею.
-Я, как, хозяин, разумею,
Кумекая , и так и сяк,
-Что лечь придется  натощак?
-На кой тяперича ложиться?

Тут заскрипели половицы
И бабка в комнату вошла,
Рушник солдату подала.
-Отколь ты будешь сам солдатик?-
-А отощал то, как, касатик.
-Да служба  она, знамо, мать
Жирку никак не даст набрать.
-Трудиться  заставляет  много:
Порядок  соблюдает строго
И нас не балует солдат.
-Я  извиняюсь, виноват.

-Нельзя ли, если вам  не сложно,
Вздуть самовар, коли  возможно?,
-А я в заначке поищу,
И может быть, чего сыщу.
-Вот табачок, гляди, нашёлся
И как, ко времени, пришелся.
-Вот, замечательный  табак.
Из ранца вытащил  солдат
Кисет потрёпанный и старый:
-Он для меня дружок бывалый,
Лет двадцать, как его ношу.
-Понюхать табачка прошу.
Понюхал дед и  правда , знатный,
Такой  ядреный и приятный,
Довольно  славный табачок.
Он бабке сыпанул чуток
И бабка табачку нюхнула,
И покоробившись, чихнула.
И дед, затрясся, зачихал
И чих на них, как бес напал.
В носах их перцем засвербился;
Дед покраснел и прослезился;
Руками машет, как ветряк,
Не может выдохнуть никак.
И бабка прослезилась тоже,
Вдохнувши, выдохнуть не может;
Руками машет, мол, беда.
Из фляжки фронтовой тогда
Солдат глотнуть им и предложил;
И, дух табачный уничтожил
Другой, хмельной, горячий дух
Для них свет белый и потух…
Потом, по малу, возвратился
И в бренном теле поместился.
Им стало очень хорошо
И захотелось, знать, ещё.
-Что скисла, как какая тряпка?
-Пошла бы, ты, в курятник, бабка,
Яичек что ли принесла,
Да на угольях испекла?
В чулане  поискала б сала;
Забывчивая шибко стала.
-Я знаю, там кусочек есть,
На, раза два, ещё поесть.-
Старик  напомнил ей, хмелея.
Старуха  на него злодея,
Лишь зыркнула, змея змеёй
И поспешила в угол свой.

Пока старуха собиралась;
Кряхтела, жалилась, ругалась,
Старик, как ту поноску пес,
Бутылку с погреба принес.
Они по чарке осушили;
Потом  поспешно  повторили;
Сходили, по нужде во двор,
И завязался разговор,
Переходящий, в долгий спор.
Рассказывал солдат про дело,
Которое с ним быть имело,
А  может, не имело быть.

«Пришлось, папаша, послужить
В местах от нас таких далёких,
В отрогах гор, таких высоких,
Что на вершинах их снега
Совсем не тают никогда.
В низу -  цветущие долины,
Там даже зреют апельсины,
Вверху - альпийские луга,
А выше скалы и снега.
И вот пошли мы через горы;
Такие там вверху просторы
И стужа, как у нас зима.
В ущелье глянешь – глубина.
От страха, словно онемеешь
И не захочешь, а вспотеешь;
Дух, словно съёжится, замрёт
Потом тебя и затрясёт,
Как будто с пьяной  лихорадки,
Так и убёг бы, без оглядки.
Внизу ущелья глубина,
Перед тобой скала – стена;
Деваться некуда и лезешь,
А как ту гору одолеешь,
Становится ещё страшней;
Спускаться надобно по ней.
Однажды я зевнул;  споткнулся,
Как заяц, тут же кувыркнулся;
Моргнуть и глазом не успел,
Как вниз, как камень, полетел.
Молюсь я: «Ангелы святые,
Не дайте мне пропасть ,родные»
И, чую, подо мною - хрясть,
Шинель, как будто, порвалась.
Так за валун я зацепился.
 Как клещ какой,  в него вцепился.
И словно к валуну, примёрз…
 Лежу себе ни жив, ни мертв.
Меня винтовка задержала,
Между камней она попала
И встать мне не дает никак.
Я повернулся так и сяк.
Нет, встать никак, не удаётся.
Вдруг слышу, кто то, как смеётся.
-Чего разлёгся - говорит.
Гляжу; на камешке, сидит;
Мне не знакомая старуха.
Рот у неё от уха и до уха,
В глазницах только пустота,
Такая, Боже,  страшнота,
Что и глаза бы не глядели.
Кишки мои  и онемели;
Сказать, что к месту; не найдусь
И страх свой показать боюсь.
Ей говорю,  не чуя духа:
-Пошла бы ты  куда, старуха…
Не видишь, мне не до тебя.
-А я, служивый, смерть твоя
И до тебя, имею дело.
Пора мне самая приспела
Тебя со свету проводить.
-Нельзя ли, сколько, погодить.
-Дела остались кой - какие;
Друзья, приятели, родные,
И дома, сколько не был я.
-Ах, всё, приятели, друзья;
-Все через год тебя забудут
И только лоб свой морщить будут,
Как будто думая о том.
-Не блещешь ты, солдат, умом.
-Кому ты, горемыка,  нужен?
-Бессчетно ранен и контужен,
Больной, бессильный инвалид
Как вещь ненужная, забыт,
Как хлам изломан и заброшен,
Безбожно, как кафтан, изношен,
Свою беспомощность кляня,
Всечасно будешь ждать меня.
-Что б в раз другой уж не теряться,
Давай уже не расставаться.
-Теперь, солдат, как тень твоя,
С тобою буду всюду я.
Сказала и, как испарилась,
В заплечном ранце поместилась.
Там зачихала и ворчит:
-Чего тут у тебя лежит
И  неприятно так, воняет?
-Как будто, табака не знает.
-Хороший, знатный табачок
Да ты ведь нюхал, мужичок.
-Теперь её с собой таскаю
А как избавиться не знаю,
Ничем не выкуришь её
Вот наказание  моё.
-Она мне много не мешает;
Когда ворчит, когда чихает,
А больше, пилит, как пила,
И неспокойна, как юла,
Когда её не почитаю
И словом крепким поминаю;
Грозиться вырвать мне язык,
А так, я к ней давно привык.

-Верёвку  сверху мне спустили;
Я закрепился, потащили
Наверх пропащего меня;
Цел, невредим  остался я.
-Благодарю за это Бога,
А страхов натерпелся много.
-Другой раз вспомнишь, затрясёт
И спать ночами не дает».

Меж тем старуха стол накрыла
И их откушать пригласила,
Всем тем, что Бог для них послал.
Старик и чарочки достал;
Предложил  гостю угоститься;
Не так, без меры что б, напиться,
Под приготовленную  снедь,
А  чтоб душевно посидеть.
Солдат с закуской управлялся;
Старик случаям удивлялся,
А бабка угощала их,
Уставши в хлопотах  своих.


-Кушай, батюшка, касатик,
Вишь, как ты дошёл, солдатик;
Кожа только на костях,
Как на высохших мощах.
-В чём душа ещё ютиться?
-Что на свете то твориться?
-Никому покою нет;
Сколько зла, тревог и бед.

-Бес один у нас завелся,
На беду нашу нашелся,
Чтобы он в аду сгорел.
-Батюшка , совсем заел
Деревенский наш приказчик.
-Он со всех в деревне тащит,
Всех до нитки обобрал,
Чтобы черт его прибрал.
-Вышел год без урожаю,
Выжили; cама не знаю,
Как дожили до весны,
До крапивы и травы.
-Дед мой богу помолился,
Да к приказчику явился
«Мол ,ссуди меня Пахом,
Ради Господа ,зерном.
С голодухи, помираем,
Разочтёмся урожаем».
Нас зерном ссудил Пахом,
Только  разорил потом.
-Никакого спасу нету;
Леший, сжил  совсем со свету.
Сколько не отдали мы,
Всё одно ему должны.
-Книжку он завел такую,
Говорит , что долговую;
Ну и пишет всех туда.
-Да у нас одна беда -
В цифрах мы не разумеем,
А  читать  лишь  поп умеет.
-Вот и водит нас за нос
Этот  то ученый пёс.

-Да, видать, мужик смышленый,
Да на всякий чин учёный,
 И у нас припасено
Средство верное одно.
-Мы науку тоже знаем,
А чего не понимаем,
Так уж собственным умом
Всяко до того дойдём.
-Жизнь она всему научит,
А что вас приказчик мучит;
Завтра, матушка, мы с ним
По душам поговорим.
-Утро вечера мудрее
И сдается мне, добрее.
Может быть, смягчится он
Благодетель ваш Пахом.
-Кстати,  где он проживает?
-Да в деревне всякий знает;
Под железом, справный дом,
Две рябины под окном.
Так они и порешили.
Покумекав, положили,
Чтоб до света не  вставать,
У порога гостя спать.

Утром только солнце встало
И по небу расплескало
Запалив пожар зари,
Краски яркие свои.
Только петухи запели
И вороны загалдели,
Разместившись на ветвях,
На деревьях и домах,
Солнце красное встречая,
Полусонный люд пугая.,
Своим карканьем с утра;
-Мол, вставать никак пора;
Просыпайтесь лежебоки!
И сороки-белобоки
Тоже стали стрекотать,
Время, мол, пора вставать.

Быстренько солдат поднялся
И на улицу подался;
Отыскал Пахома дом.
Тот забором обнесён,
Крашеным  железом  крытый,
С двух сторон, плющом увитый,
Возвышался меж домов,
Как копна промеж снопов;
Две рябины у окошка.
Подождал солдат  немножко,
На плечо клинок свой взял
У ворот хозяйских встал
И стоит, как в карауле.
Три минутки не минули,
Как заметили его
Сквозь открытое окно.

Увидал его приказчик
И со сна, глаза таращит;
У ворот стоит солдат.
Несколько минут назад
Солнышко ещё играло,
А тут сразу  хмуро стало;
Потемнело всё кругом.
Закатился в горло ком;
Мысли –блохи  заскакали,
И беднягу напугали;
Повернули всё вверх дном.
Стал ни жив, ни мёртв Пахом.
Что такое? Что случилось?
Видно тайное открылось.
Ведь бывает так всегда.
Не спроста , ох,  не спроста;
Надо, видно, повиниться.
Может спрятаться и скрыться?
Сколько можно воровать?
Да куда теперь бежать?
По всему, видать, что поздно…
Что ж я так неосторожно?
В руку бестолковый сон,
Умирал в догадках он.
Неужели всё открылось?
Тут его жена явилась,
Глядя на его испуг:
-Ты не болен, милый друг?
У приказчика спросила.
А того, как зазнобило;
На кушетку он присел:
Может правда заболел,
Этого мне не хватало.
Так то вот, всё было мало,
А тут разом через край.
-Матушка , пойди узнай,
К нам почто солдат явился?
Может  просто заблудился?
И чего стоит столбом ;-
Отослал жену Пахом.

Пошла женка за ворота;
Забрала её икота,
Как к солдату подошла,
В пятки вся душа ушла;
Испугалась дюже шибко.
-Тут  какая -то ошибка.
-Ты чего, солдатик, тут?
-Тут, такие - то живут?
-Ну и что? скажи на милость,
Что такое приключилось?
-Вышел, матушка , указ
Сторожить покуда вас.
-В канцелярии сказали,
Что народ вы обобрали,
А процентов не внесли,
Там такого не снесли;
Не потерпят там обману,
Добиваться, видно, станут
С вас или проценты взять
Иль  того -  арестовать.
-Председатель сам грозился
До того на вас озлился;
Обещался  посадить,
И  на каторге сгноить.
-Слушать я  и то боялся;
Как сапожник он ругался,
Кричал:- нынче же сыскать
Да на каторгу сослать!

Баба хлопает глазами,
Машет на него руками,
Чур , мол, леший, не меня,
А сама трясётся вся,
Будто кто её колотит.
Побежать со страху хочет,
Да уже не чует ног,
От свалившихся тревог.
Как немного оклемалась;
Да со страху отдышалась;
Поплелась к себе домой. 
С нетерпением дорогой
На пороге муж встречает;
Что да как, узнать желает.
Ну а как про всё узнал,
Как поганка бледен стал;
Как то сник и растерялся.
С духом, опосля собрался;
-С ним пойду договорюсь,
Если можно откуплюсь.
-А ты живо собирайся,
Да скорее постарайся.
-К куму съедем поскорей,
Переждём там пару дней;
Ну а дальше - будет видно.
-До чего, дружок, обидно,
Что попался глупо так.
-И какой же я дурак,
Что с конторой не делился.
-Председатель взбеленился
И наверно, не один.
-Прохиндей! Собачий сын!
-Чтобы пусто ему было!
-Неотёсанное рыло!
-Я пойду  договорюсь,
Хоть в лепёшку расшибусь,
А улажу это дело.

Вышел с дома он несмело
И к солдату подошел.
Щурясь, разговор завел:
-Как я ,братец, понимаю,
Сам, любезный, службу знаю,
И  присягу и устав;
Разве я, дружок, не прав?
Но яви,друг, снисхожденье;
Сделай, милый, одолженье;
Посодействуй, стало быть,
Готов братец, искупить,
Возместить, коли желаешь.
Да ведь ты, милейший, знаешь
Каково под стражей быть?
-Можешь хоть глаза закрыть,
Чтобы совесть успокоить.
-Она много будет стоить;
Дам тебе я сто рублей,
Сговориться, чтобы с ней.
-Отпусти нас; сделай милость,
И чего б там не случилось;
Вот возьми, не откажи;
Сотенный билет держи.
-Что, приятель, разве мало?
Тут Пахому плохо стало.
Взятку, Господи,  пришьют,
Коли в суд то заберут,
Побледнел  Пахом, трясется,
А тут голос раздается:
-Не будь, парень, дураком,
Денег тут на целый дом
И на будущую старость.
Мало ведь пожить осталось,
А в достатке в самый раз.
-Не то вылезу сейчас;
Приберу с собой Пахома.
-Помолчала бы, кулёма,
Видишь, нам не до тебя.
-Это, братец, смерть моя
Шастает со мной  по свету;
Никакого сладу нету,
С беспардонной, бабой  с ней.
-Лезет, тысячу чертей,
И туда, куда не просят;
Что её по свету носят
Благодарна бы была,
Да в чужие то дела
Реже,  как- нибудь, встревала.
-Человека испугала,
Вишь , ему нехорошо.
-Ты бы, батюшка, ещё
Книжку отдал долговую;
Пишешь ты долги в какую;
Снял с души бы этот грех.
-С благодарностью за всех,
Попрощался б я с тобою.
Закивал тот головою,
Что - то глупо мямлить стал;
Покраснел весь, заикал ,
Словно чем - то подавился
И в расстройстве удалился.
Жёнушку потом прислал,
С ней и книжку передал,
Даже сам не попрощался.
Как солдат  и обещался,
Бабку с дедом навестил
За постой им заплатил;
Радость им явив большую,
Отдал книгу долговую,
Положил её на стол
И откланявшись, ушел.

Лихо песни распевая,
Пыль  с дороги  поднимая,
Радуясь на край родной,
Двинулся солдат домой.

«Ах !родимая сторонка!
Как любимая девчонка,
Ты красива и мила
Ты меня с ума свела.

Я ещё, как дуб, зелёный,
Что стоит завороженный
Несказанной красотой.
Я вернулся! Я живой!


Я душой ещё мальчишка
Босоногий тот парнишка,
Что когда-то тут ходил,
С родников водицу пил;

Жаворонка в поле слушал;
То- то радует мне душу
Трели сладкие его.
Не забыл я ничего.

Я опять в местах родимых,
Обожаемых, любимых,
Покалечен, но живой!
Здравствуй край любимый мой».


               Часть 2

Так, душевно распевая,
Край любимый созерцая,
По проселку он шагал.
Возле рощи повстречал,
Отдыхавшего  в тенёчке,
На отпиленном пенёчке
Путника с пустой сумой,
С отшлифованной клюкой.
С головой, как лунь, седою,
Взгляд, как будто пеленою
У того подернут был
Непонятен, хмур и стыл.
Подошёл к нему служивый:
Ранец снял неторопливо,
По Уставу лихо встал,
Честь сидящему отдал;

Молвил:-Здравия желаю!
-Как я братец понимаю
Время полдничать как раз.
-Погляжу кА я сейчас,
Что мне бабка положила.
-Вот ведь, как нам подфартило;
Ну, бабуля, нету слов

Не забыла даже штоф.
Початый и недопитый.

-А ,ты, что такой убитый?
-Здравствуй, добрый человек.
-Я, милейший, из калек.
Вижу я, любезный, плохо;
А зовут меня Тимоха.
-Я вдовец из крепостных,
Потерял жену, родных;
И, как перст, на белом свете
У  несчастий на примете
-Да и  благодати враг.
-Жить стараюсь кое- как,
Для чего ? И сам не знаю.
В монастырь теперь шагаю
-Зиму надо пережить.
Ради Господа просить.
-Лето мы вдвоем ходили,
Да напарника свалили
Хвори, немощи, нужда;
Одному – кругом  беда,
Невозможно жить на свете,
Хорошо, что вас вот встретил.


-Что ж,   перекусить  пора,
Сколько всякого добра;
Приглашаю пообедать
И что Бог послал отведать.

Чарки полные налил,
Выпить жестом предложил:
-Ну дай  Бог, как говорится,
  И чтоб денежкам водится.
Выпили и  по второй.
-А ты, братец, кто такой?
-Я? Солдат,  домой шагаю,
Что там дома, сам не знаю,
Не был дома двадцать лет,
Может дома вовсе нет?
-Ну, приятель, угощайся,
Хлеб бери, да не стесняйся.
И куда ты держишь путь?
Если что, не обессудь.


-Куда? Зачем? И сам не знаю,
Да вот по свету ковыляю
Лишенья и нужду терплю,
И радуюсь любому дню.
-Да, ради Бога, побираюсь.
-Тебе , мил человек,  признаюсь
Хотел и руки наложить,
Так было не охота жить.
-Да притерпелся понемногу;
Благодаря  молитвам Богу.

-Когда то был я молодой;
Имел писать талант большой.
-Меня   отдали в  попеченье,
Определили мне ученье:
Читать, писать, ваять, чертить,
И по  французки  говорить.
Мой незабвенный попечитель
Учил меня Жульен  учитель,
Он обучил  всему, что мог,
Храни его за это Бог.
-Отгородив стеной людскую,
Мне отделили  мастерскую
Под самой крышей мезонин.
-Я  закрывался там один,

Любимым делом занимался:
Писал картины, так старался
Хотел голландцев превзойти.
Гордился, Господи, прости
Смири нас в нашей то гордыне.
-Один, как перст; Христос в пустыне,
А там ценителей то нет
И там начало моих бед.
-Ещё тогда мне было счастье
Прислуга по дому  Настасья
Мой ангел, гений и душа…
-Как несказанно хороша!
Мила, кротка была голубка.
Одна с ней малая минутка,
Одна улыбка, вздох иль взгляд
И я уже погибнуть рад,
От мук любви и восхищенья!
-Какое было наслажденье,
За нею следовать , как тень
Сгорая  свечкой, каждый день;
Искать  счастливейших мгновений;
Случайных встреч, прикосновений,
Её  таких прекрасных рук,
Пылая  от священных мук.
-Молиться  на неё ночами,
Вздыхая  перед образами
Написанных с неё картин,
Заполнивших весь мезонин,
И, в ожиданиях томиться…

-Она  небесной райской птицей
Парила в тишине ночной.
-Ночь целую я сам не свой
В любовных грёзах забывался,
Мечтам  безумным предавался

И так  до самого утра.
-Вставать  была уже пора ,
А я ещё и не ложился.
-В окошко бледный свет струился
И было хорошо мне так;
Чудесной музыкой чердак
Как зал театра, наполнялся
И я от счастья задыхался
И  оды о любви слагал,
И как отверженный страдал.
-Писал, как дервиш, одержимый,
Портреты Настеньки любимой,
А объясниться с ней не мог.
Стеснялся  и не уберёг
Своё единственное счастье
И в том не виновата Настя,
Сосватали тогда её…
-Свели сокровище мое,
Как из - под носа, своровали.
-Хлебнул я через край печали,
А сделать ничего не смог.
-Храни её Всевышний Бог,
Так до сих пор себя ругаю.
-Как сам остался жив? Не знаю.
Да и сказать, что жил потом,
Возможно, лишь с большим трудом.

-Да уж, любезный, представляю,
Я в этом тоже понимаю;
Не дали с жёнкой мне пожить,
Забрили в армию служить.

Когда порядком закусили,
Немного отдохнуть решили;
Набраться на дорогу сил.
Уже  погожий полдень был.

Погода знатная стояла;
На небе солнышко сияло,
Теплом лаская, белый свет.
Зелёным  бархатом одет,
Лес тихо шелестел листвою,
Блестела речка под горою,
За ней просторные луга.
В плакучих ивах берега
В текучих водах отражались
И в стаи птицы собирались,
Лететь за дальние моря,
В благословенные края.

В наряды пышные одето,
Ещё блистало бабье лето.
Великолепная пора!
Стояла осень у двора.

Иван с Тимохой отдыхали,
В тени под деревом дремали,
И набирались новых  сил;
Их  шум и скрежет разбудил.

Довольно старая кобыла
Едва  тяжелый воз тащила.
Мужик на передке дремал.
Иван поднялся, побежал,
Взывая  к мужику: «Приятель!
Постой! Любезный! Как ты кстати.
Помилосердствуй, подвези.
Мы  тут с Тимохою сидим,
Он, брат, слепой, почти калека.
Возьми, родимый, человека.
Ради  Христа, не откажи,
Святую милость окажи,
Уважь, родимый; сделай милость,
Такая, брат, необходимость
И нет у нас почти вещей,
Не откажи, брат, пожалей» .


-А кто вы  будете такие?
-Чай не разбойники , какие,
Я  комиссованный   солдат.
-Какой - то час  ещё назад
Я нищего Тимоху встретил,
Он, словно перст,  на белом свете,
Сказал, что в  монастырь  идёт.
-Да, беспокойный вы народ.
-Что? В монастырь попасть хотите?
-Ну, так давайте поспешите.
-Я довезу вас до реки;
Живей давайте, мужики!

На воз Тимоху усадили.
И по просёлку запылили.
Неразговорчивый мужик
Годами был почти старик.
О нём одно только  узнали,
Что с детства все Макаром звали,
Что православный и крещён
И что совсем не в духе он.

Довольно длинная дорога ,
Как жизнь российская, убога,
С  водой в колдобинах больших,
Нещадно утомила их.
Когда уж солнце догорело,
Когда вокруг совсем стемнело,
До места добрались они.
Горели у реки огни,
Подводы в очередь стояли,
На них сидели и лежали,
Теряя время, мужики.
Кончалась дамба у реки;
За нею мельница стояла.
Она скрипела и стонала,
Своим рабочим колесом,
Вращая жернова с трудом.

Мукою весь запорошённый,
Явился мельник. Воз гружённый,
Усталым взглядом оценил
И ждать до завтра предложил.

Макар  работник подневольный
С ним согласился и довольный
Предложил закусить чуть-чуть
И  всем до света отдохнуть.

Расположившись у телеги,
Захлопотали о ночлеге.
К ним, как на сладкое жуки,
Тянуться стали мужики.
Тащили выпивку, закуску,
Повечерять что бы  по - русски:
Вина и хлебушка вкусить
И баек всяких потравить.



Костер поодаль разложили;
По чарочкам  вина налили,
Расположившись у костра,
На ночь до самого утра.
С устатку выпив, балагуря,
О всякой всячине толкуя,
Подкидывали  дров в костёр.
Тут  завязался разговор
О бабской  доле  окаянной.
-Почто зовётся пруд  поганый?
-Почто, так люди говорят?-
У мужиков спросил солдат.

Вокруг все сразу замолчали,
Как будто в рот воды набрали,
В ночи костёр один трещал
И  громко углями  стрелял.

Звезда с небес, сгорев, слетела.
Немного  в небе просветлело:
Словно пасхальный перезвон,
Раздался  мелодичный звон.

Подобно  сладостной свирели,
Вдруг птицы радостно запели.
По небу всполох засиял
И воздух, будто задрожал,
Тревожным гулом наполняясь.
Сиянье в небе разгоралось;
Преобразилось всё кругом:
И сделалось светло, как днём.
Как будто бы ворота рая,
Разверзлись небеса до края;
Явилась Божья красота;
Открылись Царские Врата.
Всё небо будто воссияло:
Переливалось,  трепетало
То золотом, то серебром
И звёзды  сыпались дождём
На землю из горящей бездны.
Раскатом грянул гром небесный
Да так, что затряслась земля.
Огнём, сверкая и горя,
На небе всадник появился.
Под ним игривый конь резвился,
На всю вселенную храпел
И словно молния,  летел.
Свистел и гикал всадник дружка,
Спеша на добрую пирушку,
Светящим деревцем махал,
Дорогу  молодым  казал .

За ним, как яркая  зарница,
Неслась по небу  тройка - птица.
В коляске легкой, расписной
Жених с невестой молодой,
Невесты  верные  подружки.
В  небесные вселенной кущи,
На крыльях  счастья и любви,
Они, как голуби, неслись.
В свои вселенские чертоги
Их пригласили видно Боги,
В другой, неведомый нам мир,
На праздничный, весёлый пир.

Они неслись дорогой млечной;
Стелилась счастья бесконечность
Под  брачный поезд молодых;
Венчальные венцы на них
Подобно радуге сияли;
Над ними ангелы летали
И звали в божескую высь:

«Я есмь путь истина и жизнь!
Дорога  в Божеское Царство»!
И всё вселенское пространство,
Границ не ведая своих,
Под пенье Ангелов святых,
Под трубы счастья , торжествуя,
Гудело присно:-«Аллилуя»!

За ними пышною фатой,
Поток  струился  золотой
Чуть  угасающих сияний;
И  тлела бездна мирозданий
И звёзд горящий аналой;
И растворялись над землёй
Уже неясные  виденья,
Стихали гул и песнопенья,
И,  как Господние уста,
Сокрылись Царские Врата.

Все, словно  разом, онемели
И в небо темное глядели,
Раскрыв от изумленья рты,
В  бездонный омут темноты.
Прервал солдат оцепененье:
-Сиё,  есть, видимо, знаменье
И, Божеский, похоже, знак,
-Оно, конечно, точно так.
-Оно, хоть многим непонятно,
Виденье это благодатно-
Мужик откликнулся, крестясь
На благовест  монастыря,
Что из-за речки доносился.
Народ чуть-чуть приободрился,
Мужик по чарочке налил
И выпить знаком предложил.
По чарке выпили; ожили
И разом все заговорили,
Чуть захмелевши , мужики.
Хмель развязал им языки.



Вот начал  мужичок рассказчик:
-В деревне нашей был приказчик,
Собою статный молодец,
Всем бабам нравился подлец;
Душонка  же темнее ночи.
-До баб и девок был охочий,
И ни одну не пропускал.
-Одну уж больно  привечал,
Матвея дочь, Матроной звали.
-Царевна, краше не видали,
И  не было  вовек в селе.
-В деревне нашей  парни все,
С неё - то  шеи  своротили,
За нею табуном ходили,
Пытались  всяко угодить,
Являя молодую прыть.

-И Сава, нашенский  приказчик,
Глаза на девушку  таращил;
Никак проходу не давал;
Заигрывать с Матроной стал.
-Отец её  уж был довольный,
Хлебнувши жизни подневольной,
А тут достатку кум и сват
И не захочешь, будешь рад.
-Свобода,  cам  себе хозяин,
Родня такая, словно барин;
Иль кум министру будешь жить.
Задравши голову, ходить.
-Вот Сава с ним договорился
Отец,  конечно, согласился
Матрену за него отдать,
Сватов  недолго было  ждать.
-Матрёна, как о том узнала,
 Так бедная, снопом  упала,
Белее полотна с лица.
Да разве своего отца
Ослушаться б она посмела?
Такое вот  случилось дело.
-Жених у  ней  уж был давно
И счастье на двоих одно.

 О том в деревне люди знали
 Никиту женихом все звали.
Соседи, рядышком росли,
Вот с детства втюрились  они,
Почти по самую макушку,
Влюбились без ума в  друг дружку.
Любовь ведь первая она
На счастье Господом  дана.
Так, если б почитали, Бога,
Людей счастливых было б много,
И жизнь бы справная   была.

Матрона, как цветок цвела.
Встречаясь со своим Никитой .
Сидели  ночью под ракитой,
Глядели в зеркало пруда.
Слегка дрожащая , вода,
Луну и звёзды отражала,
Дорожка лунная бежала
По черной, шелковой воде.
Звезда далёкая звезде
О счастье и любви шептала
Другая , падая, сгорала,
В чертогах бархатных небес.
Хранил безмолвье темный лес.
О чём  то камыши шуршали.
И спать влюблённым не давали
Романсы  сладкие любви,
Что распевали соловьи.
Всю ночь от самого заката
Сердца  стучали  их набатом
И разгорался в их крови
Пожар  неведомой  любви.

Горел, пылал пожар венчальный,
Но вот уже зарёй хрустальной
Восток задумчиво алел,
Туман над озером редел…
Прозрачной белою фатою,
Свисала дымка над землёю,
В ней растворялся млечный путь.
И  звёзды, не успев уснуть,
Сгорали в бездне подвенечной.
Прохлада ночи быстротечной
Стелилась утренней росой.
И над красавицей землёй,
Простившись со звездой полярной,
Заря с улыбкой лучезарной,
В великолепии своем,
Венчалась с восходящим днём .
Кончалось время всех влюблённых.
И на подворьях полусонных,
К чужим ворчаниям  глухи,
Уже  кричали  петухи.

Они прощались под ракитой,
Матрона со своим Никитой,
Что б только целый день опять
О встрече у пруда мечтать.
О страхе в сердце потаённом
Никите плакалась Матрона:

-К нам Сава заходил опять.
Они его отец и мать,
Уже, как зятя привечали:
Пылинку каждую сдували,
Проследовав через порог,
С его камзола и сапог.
-После поклонов и объятий
Чем угодить не знали зятю;
Куда  им гостя посадить
И чем к тому же угостить.
-А тот,  уже немного пьяный,
Как кот голодный на сметану
Глядел в гляделки на меня,
Так  дюже забоялась я
И так не хорошо мне было,
Противно так, что затошнило.
-Не чуя под собою  ног,
Я убежала за порог.

Но горю не помочь слезами.
-Никитушка, что  будет c нами?
Что делать  надобно решать,
Родители  отец и мать
Мне зла нисколько не желают;
Мы,  милый, времечко  теряем,
Так не возможно больше жить.
Пойдём родителей просить,
К ним в ноги упадём с тобою;
Я чую, миленький, душою;
Покаемся, они простят
И с Богом нас благословят.

Возражал Никита ей
Милой горлице своей:
-Вряд ли тятя согласится.
Не позволят нам жениться,
Если даже захотят.
-Если и благословят,
Сава - Змей уж похлопочет,
Насолить нам всем  захочет.
Кровушки из нас попьёт,
А потом совсем сживёт.
-Надо тайно нам венчаться,
В том родителям признаться,
Думаю, что нас  простят.
-Побранив, благословят.
Если нет, то нам с тобою,
Надобно, как муж с женою,
С дома, милая, бежать.
-Может навсегда, как  знать
-Ты,  Матронушка, согласна?»
-Так, Никитушка, ужасно,
Что и вымолвить нельзя.
-Так боюсь, любимый,  я.
-Червь грызёт меня сомненья,
Сами, без  благословенья
Как разбойники, тайком,
Словно, что то мы крадём.
-Нас за то осудят люди.
-Господи, что с нами будет?
Со стыда лучше сгореть,
Или вовсе умереть.
-Что ты говоришь такое?
-Что ты делаешь со мною?
-Как я буду без тебя?
Лебедь белая моя.
-Я, Никитушка, согласна
Хоть боюсь всего ужасно.
Я, как нитка, за иглой
Всюду, милый, за тобой.



Они до вечера простились,
И меж собой  договорились
Венчаться тайно в эту ночь.
 Всех тех, кто может им помочь,
Об этом известить решили
И Бога Господа просили,
В делах и чаяньях своих,
Что б только не оставил их.


Как птица, время  пролетело.
Едва лишь  вечером стемнело,
Как встретились они опять.
Их обещался обвенчать
В селе соседнем поп Гаврила.
Его немножечко смутила,
Что служба тайной быть должна,
Но  два  червонца серебра,
За раз всё дело разрешило.
Доволен очень был Гаврила,
И в наступающую ночь,
Им обещался он помочь.

Совсем уж начало смеркаться.
Поехали они венчаться
В повозке с парой лошадей,
Жених с невестою своей,
Друг жениха и две подружки,
Родные, почитай, друг дружке
Все с  детства самого они,
Как не разлей вода, росли.

Звеня хрустальной тишиною,
Над полусонною землёю,
Прохладная спускалась мгла.
Невестой юная луна,
Ступая по тропинке млечной,
Сияла в платье подвенечном,
Скрывая  взор смущённый свой,
За  невесомою фатой.
В небесных кущах обручальных,
Мерцал огонь свечей венчальных
То звёзды в бездне неземной
Зажгли священный  аналой.

Венчаться время наступило.
У церкви встретил их Гаврила
Рассеян он и мрачен был,
Прибывших, в церковь пригласил;
Расставил их у аналоя
И начал таинство святое,
Согласно службе исполнять
И Евенгелие читать.

Святых Христовых Тайн Причастье
Блаженство, лепет сладострастья,
Надежда, счастье и любовь
Невинную  будила кровь.
Три раза они «да» сказали,
Им платом руки завязали,
Вкруг аналоя обвели.
Три раза о своей любви
Они признанье повторили,
Венцом три раза их крестили
И кольца, как залог любви,
Одели  на перста они
И им пропели «Аллилуйя!»
Огонь венчальных свеч задули
Отец и сын и дух святой,
И стали мужем и женой
Никита со своей Матроной.
Они  глядели отрешенно
Как все влюблённые глядят,
И говорили невпопад.

Пора  была им возвращаться.
В дорогу стали собираться,
Гаврила церковь затворил
И, уходя, благословил.

Лошадки нехотя трусили,
Глазами в темноту косили.
Невинной прелести полна,
Пылала юная луна,
В небесных кущах обольщенья,
Словно сгорая, от смущенья.
Манил желаний млечный путь
В пучину страсти  заглянуть
И задохнуться там от счастья
На томном ложе сладострастья,
Невинности услышав  стон,
Под  звёзд  хрустальный перезвон.

Повозка  не спеша катилась;
Дорога рушником стелилась
Под брачный поезд молодых.
С благословенья всех святых,
Надежда  их сердца питала
И только счастье обещала.
Святое торжество любви
Не знает шалостей судьбы.


О том, что вечером встречались.
И, по всему, что обвенчались
Поздненько Саве донесли
И этим молодых спасли.
От злобы побелел приказчик,
Пообещав хмельного, ящик,
Троих работников нанял
И караулить наказал
Им деревенскую дорогу.
Он  обещал  прислать подмогу
Для заговорщиков своих,
Как только схватят молодых
И всем хорошую награду.
Устроили они засаду
И стали ждать невдалеке,
У  ведьмы  Фёклы, в кабаке.
Там, время даром, не теряя,
Ватага эта удалая
Решила выпить по чуть-чуть
И попросила что-нибудь,
Греха  не видя никакого,
Налить  по чарочке хмельного.
С запасов давешних  своих
Хозяйка угостила их.
С избытком зелья нацедила,
Но об одном предупредила,
Что больно старое вино
И шибко крепкое оно.
Бутылку взяв из рук хозяйки,
Они налили  свои чарки;
Хватили тут же по одной
И повторили по второй.
Когда по третьей осушили,
Как будто угли проглотили,
Или какой  шершавый  кол,
Им в глотку каждому вошёл.
Под стол попадали снопами;
Да и давай сучить ногами,
Словно пытаясь убежать,
И по- звериному рычать.
Недолго в судорогах бились,
Тот час  в свиней оборотились.
Их ведьма Фёкла в удила
По одному в сарай свела.
Убравшись в кабаке немножко,
Закрыла ставнями окошко;
Пошла до света отдыхать
К себе в коморку на кровать.
Едва лишь прилегла старуха,
Как задрожал кабак от стука,
То Сава со всех сил стучал
Своих напарников искал.
И, по всему, порядком злился,
В сердцах нещадно, матерился.
Орал, как чокнутый : -Пусти!
И обещался дверь снести.
Решила Фекла притвориться:-
-Кому там, батюшки, не спится-
-Стучатся, как к себе домой!
-Узнаешь, старая, открой!
-Я  Сава! Чуешь! Ваш приказчик!
Открыла и глаза таращит
С испугу Фёкла на него.
-Ты, вовсе, батюшка, того?
-Умом, как будто, помутился?-
-Откуда в этот час свалился?
-Ищу работников своих;
-Ты, тут не привечала их?
-В такой то час и привечала?
- Чужих забот мне не хватало;
-Сидеть до самого утра?
-Поди , коров доить пора?
-Ни до кого мне нету дела.
Она испуганно глядела
На гостя из своих сеней,
Скрывая  правду про свиней.
Приказчик дюже огорчился;
Хотя немало удивился,
Нигде ватаги не найдя.
Бранился даже на себя,
Всех только чёртом поминая,
И надо же судьба, какая,
Его тот, тут же, повстречал.
Он тоже к ведьме забежал
Случаи обсудить ночные,
Свои делишки кой  какие
И хряпнуть чарочку с утра
Настала самая пора.
Чёрт больно забоялся шума,
 А Сава  же, приняв  за кума,
-Здорово, кум! - тому сказал
 Чёрт тоже, что то пробурчал.
В ответ пискляво и невнятно:
«Мол, здравствуйте и мне приятно».
Пригладивши на морде шерсть,
Изобразил улыбку-лесть.

Возникла пауза - неловкость.
Черт, проявляя свою ловкость,
Юлою обежавши, круг
Оборотился  кумом вдруг.
Расшаркался весьма игриво,
Заблеял, как козёл, паршиво
И рассыпая срам и лесть,
Стал чушь неведомую несть.
Вокруг приказчика танцуя.
Внимание, к себе почуя,
Савелий, очень тронут был,
И сразу,  почитай, остыл.
Они прошли в кабак и сели
Лишь  выпить заказал Савелий.
А Фёкла-ведьма тут, как тут
И чарочки уже их ждут.
Они по первой опростали,
Размякли и довольны стали,
А, как вкусили по второй-
Друзьями - не разлить водой.
Вот куму рассказал Савелий,
Свой длинный список злоключений.
Тот собутыльнику   не  прочь,
Был с благодарностью помочь.
Опохмелившись спозаранку,
Они  продлить решили пьянку
Лишь после неотложных дел
Что Сава сделать захотел.
От злости всем нутром сгорая,
Молодоженов проклиная,
Желал  он  тут же их сыскать
И непременно наказать.
Чёрт совершенно согласился,
Помочь  бедняги подрядился,
Смекну, сорвать огромный куш,
Сгубив, столько невинных душ.
Они с бабусей расплатились
И жертв  своих искать пустились.

Покинули пустой кабак,
Передвигаясь кое-как.
На лошадь Сава взгромоздился;
Упал, чуть было не убился.
Черт помогал ему, как мог,
Держа  беднягу за сапог.
Старался угодить любезно
Но лишь мешался бесполезно,
По бестолковости  своей
Вцепившись в Саву, как репей.
Вот подались они тихонько
Лошадушку  погнав, легонько
Нетрезвый Савушка в седле,
Черт - забулдыга при узде,
Ногами землю загребая.
Дорога, как судьба плохая,
Кидала, словно качка их,
На всех колдобинах своих.
Они маленько протрезвели
Вдали  повозку углядели,
Как раз у самого пруда
И тут же тронулись туда.

Ночь кончилась .Уже светало…
Заря, со сна зардев, вставала ,
Любуясь  в серый небосклон.
Тот от внимания смущён,
Довольно робко просветлялся,
Сгорая, млечный путь терялся
В его бездонной  глубине
И птицы в  гулкой тишине
Ещё несмело, тихо пели,
Будить наверно не хотели,
Всех тех, кто ещё сладко, спал
И сны последние вкушал .

Молодожены отдыхали
Зарю пурпурную встречали
На этом месте у пруда;
Парила теплая вода
Туман  клубился, растекался
И над водою поднимался
Полупрозрачною фатой,
Чтобы осесть потом росой.

Тут мельница была другая,
Но, как  и эта, водяная,
Большая, с трехэтажный дом.
С большим рабочим колесом,
С весьма просторными шлюзами,
С затвором мощным, тот цепями
Через лебёдку полиспаст,
В год открывался только раз.
Когда воды с избытком было;
Вода мгновенно уходила,
Когда затвор совсем открыт.
Черт пьяный Саве говорит:
-Пошли с тобой затвор откроем
Да бедолаг водою смоем.
-Они  с водою поплывут,
А мы с тобою тут, как тут.
-Туман ядреный нам поможет
И по его противной роже,
Как будто слюни потекли.
Пошли  на мельницу они;
Затвор на сброс открыть желая,
Заминка вышла небольшая;
Не поддавался тот подлец.
Но вот поддался наконец.

В ту пору, выбив дверь сарая,
На волю, хряки убежали.
Они рванули со всех ног,
От ведьмы Фёклы наутёк,
Куда глаза глядят; спасаться.
Им не хотелось оказаться
Закуской вкусной, дорогой:
Филе, копченой колбасой,
Куском  хорошим  буженинки
На праздничном, воскресном рынке
В мясных рядах что  продают;
Ведь хряки долго не живут.
Увидев  Савушку с чертёнком
К хозяину, как собачонки,
Они рванули  со всех ног,
Что б заступился и помог.

Чёрт с Савушкой, что было силы,
Затвор на сброс уже скрутили.
Как зверь, поток воды взревел ;
От воли, словно ошалел;
И, словно пес с цепи, сорвался,
Да так, что Сава испугался.
Как будто бы, пустившись в пляс,
Плотина страшно затряслась.
Вдобавок свиньи прибежали;
За ноги Савушку  хватали
Визжали, с радости, видать,
Да Саве было не понять.
И тут затвор совсем сорвало;
Мосток весь с досок раскидало
В воды, бушующий, поток.
Он  всех под спицы  уволок,
Там колесом и  раздавило
И как котят, их утопило.
Поганым этот самый пруд
В народе  с той поры зовут.

«Воды здесь всякий сторонится,
А ежели её напиться;
То  будешь опосля болеть,
А  можно, вовсе, помереть.
О том в деревне знает каждый,
Здесь барин утонул однажды,
Купаться, видишь ли, полез
Видать его проклятый бес
Тогда и утащил с собою.
Беда здесь ходит за бедою
Тут завсегда нехорошо,
В запрошлом годе, тут ещё
Одна купчиха проезжала,
Именье  рядом покупала;
С собой  залог большой везла.
Погода жаркая была,
На троицу, как раз и было,
Перед дождём, так и морило:
Была такая духота.
С жары такой купчиха та,
С пруда прохладною водицей,
Решила  малость освежиться
Пошла на берег, на мосток,
Водой чтоб намочить платок.
Платок из сумочки достала,
Да поскользнулась и упала,
Скользнул  из сумочки кошель
И  утонул, приняв купель.
Потом, как только, не искали
Так не нашли, к большой печали.
Кошель деньгами полон был;
То бес проклятый пошутил.
Калякают в деревне люди
Богатым непременно будет,
Кто этот самый кошелёк
Наперекор  всему найдёт,
Да никому он не дается
Вот потому и бес смеётся
Болотной выпью по ночам,
А с ним  три хряка, Сава сам
Ему  противным  эхом вторят.
Они  те деньги делят, спорят
И  ссора  между них всегда
Такая, право, чехарда,
И  драка между упырями.
Они тут летними ночами
Людей пытаясь заманить,
Деньгами могут насорить.
Мужик у нас один попался,
С гостей до дому добирался
И видит,  вроде, золотой
За ним нагнулся, там другой,
С такой то  золотой горячки
Мужик спустился на карачки
Да испугаться не успел,
Как черт ему на шею сел
И поскакал на нём, бедняге,
Как будто, на какой коняге.
Тот до деревни доскакал,
Да там и замертво упал.
За грош отдал несчастный  душу
Болтали,  что, мол, перекушал
В гостях закуски и вина,
Так кровь всю выпил сатана,
Кровиночки в нём не осталось.
Такая, прости Боже, жалость
Мужик спокойный, справный был
Рыбалку и детей любил.

Пропали так же молодые.
И словно, за грехи какие
Подружки обе и друзья.
Никак понять того нельзя.
Повозка с лошадьми осталась,
Такая, прости Боже,  жалость,
Бесследно канули они,
Как не искали мужики,
Нашли лишь вещи кой - какие,
Видать, их души молодые
Господь, жалея, в рай забрал
Никто их больше не видал.
Такие вот случились страсти
От этих горестей,  несчастий
Нехорошо здесь завсегда,
Такая, Господи, тоска».


Закончил мужичок - рассказчик.
Взгрустнулось,  у костра сидящим,
Всю  ночь никто не задремал,
Костёр тихонько догорал,
Колёса мельницы скрипели
И за рекою загудели,
К заутрене народ зовя,
Колокола  монастыря.
Разбужены   протяжным звоном,
Подняли  шум и гам вороны,
Нарушив утренний покой,
Своей  крикливой  суетой.
Оказывая  им подспорье,
Запели за рекой  спросонья
Зарю встречая, петухи.
Вздыхая, стали мужики
К возам  гружённым  расходиться
На алую зарю креститься
И Бога Господа просить,
В трудах грядущих пособить.

Иван с Тимохою  в дорогу,
Позавтракав  и помолившись Богу,
Неспешно, тоже собрались,
И взяв котомки подались,
К монастырю через плотину.
Туман прибрежную низину
Еще, как саван, покрывал,
Камыш  молитвы  им шептал
Псалмы им робко птицы пели
И тихо ивы шелестели,
Склонившись к старческой стезе,
Акафист «Я иду к тебе».

Они брели дорогой к Богу,
Которая  всему  народу
 Терниста и всегда трудна.
Дорога в храм для всех одна,
Длиной с рожденья до погоста,
Пройти её всегда непросто,
Её проходит каждый сам.

И вот пред ними Божий храм.
Явились; монастырь на взгорке;
Монах к ним вышел из коморки;
О нуждах их по расспросил
И  ждать в коморке разрешил
Вседневной службы окончанья.
Пошел  в приход, дав обещанье,
Архимандриту  доложить,
Что, мол, пришли приют просить
И ждут его два человека,
Один слепец, почти калека,
Другой солдат и поводырь
Что вёл калеку в монастырь.

Они  сидели  и молчали,
Минуты тихо утекали,
Совсем, пришедших не боясь,
Под лавкой, где то мышь скреблась.
Теплилась у икон лампадка
И было славно и приятно
Душевный обрести покой
В домашней тишине такой.

Монах пришёл с архимандритом.
Тот в рясе бархатом подшитой,
И с божьим посохом в руке
Наперсный наложил им крест.
Они его  поцеловали ,
И о себе порассказали,
О грешном житие  своём.
Принять Тимоху в божий дом,
Архимандрит распорядился,
Солдат с Тимохою простился;
Ещё один монах пришёл
И трудника с собой увёл.

От  монастырского  порога,
Щедроты поминая Бога,
Солдат Иван  домой шагал
И , как обычно,  напевал:
 
«Ать-два! Ать-два!
Удалая  голова!
Удалая голова
У Иванушки была!

Ни штык ,ни пуля,ни ядро
Не раз не трогали его!

Ать- два! Ать-два 1
Даже пуля не брала.
Вот какая голова
У Иванушки была!

Да молодушка одна
 Ванечку в полон взяла!

Ать-два! Ать-два!
Охмурила, завлекла,
Бедного в полон взяла
И с ума его свела!

Ванечка милок пропал
И головку потерял!
Сон и разум потерял,
Как телок Ванюша стал!

Ать-два!Ать- два!
Удалая голова!
Удалая голова
У Ванюшечки была!

И Ванюшечка пропал,
Как молодку повстречал!
Сам не свой родимый стал
Сон , покой свой потерял

Ать-два! Ать-два1
Удалая голова!
Отуманена  была
У Ванюши голова»!

Так и шагал он распевая,
Да версты пыльные считая,
Обозревая край родной,
Дорогой  долгою домой.

Погода чудная стояла:
Как летом, солнышко сияло,
Повсюду тишь и благодать
Глаз невозможно оторвать;
В  наряды пёстрые одето,
Молодкой  яркой бабье лето
Ласкало изумлённый взор.
Одевшись в праздничный убор,
Как на гулянье в день пасхальный,
Смущенно в тишине хрустальной,
Лес, как на паперти, стоял,
И листья золотом  ронял,
Как прихожанин по даянья.
Почуяв осени дыханье,
И гнёзда кинувши свои,
Сбивались в стаи журавли.
Летали  по небу кругами,
Над тихой речкой,  над полями,
Кричали,  распаляя спор,
Держали, видно, уговор,
Каким лететь путём – дорогой.
С родного, милого  порога
Через безбрежные  моря
В чужие, дальние края.