Вася... Василий...

Не Томас
В моей недолгой пока, но ужё объёмной жизни были всего два значимых человека с именем Вася. Второй - семнадцатилетний пэтэушник Вася Рябов - достался мне в бригаду в статусе практиканта, когда после срочной службы в 1989-м я вернулся на свой "родной" завод (бывший московский "почтовый ящик", нынче входящий в концерн "Самолёты Сухого"). Вася (погоняло "Рыжий" по цвету волос) отличался живостью ума, нежеланием упорно трудиться и упорством в своей неизменной просьбе: "Пахан, расскажи за Афган!" Поначалу я рассказывал ему и его товарищу, Сашке "Кокосу" (фамилию, увы, за давностью лет не помню) - точно такому же, как и Рыжий, пэтэушнику, какие-то общие вопросы и примитив из своей жизни в "учебке", о перелёте в ДРА, свои первые, поистине неизгладимые, впечатления о первых днях и неделях службы на земле Кандагара. Крутились шпиндели и плиты программируемых обрабатывающих центров, специальным образом заточенные резцы, свёрла и фрезы обрабатывали металл, создавая согласно программе те или иные детали боевых самолётов, а мы сидели втроём в "чайном закутке" за станками, пили обжигающе горячий и крепкий "Индийский" чай из стеклянных стаканов, и я показывал фотографии, сделанные с чёрно-белых негативов "трофейного" Пентакса, комментируя события и людей, запечатлённых мной самим или кем-то из сослуживцев моих.

И вот однажды Вася "Рыжий" вдруг обратил внимание на небольшую "сцепку" фотографий - я специально скрепил степлером три маленького размера карточки с одной обычного, "конвертного", девять на двенадцать, размера - перевернул одну из них, прочитал лаконичную запись на обороте: "Погиб" и следовавший далее в скобках знак вопроса и спросил:

*А это кто? Погиб? Или не знаешь?*...

Я и сегодня держу в руках ту самую "связку" фотографий, неравномерно пожелтевших от времени и истёртых о своих бумажных сородичей от не очень правильного хранения стопкой. На самой большой из них - мы втроём: слева - Валера Носик ("Нос", естественно!) из Калуги, посередине - Вася "Рыбак" из города Николаева, и ваш покорный слуга. На одной же из маленьких, вполовину размера от обычной, сам Вася, сидящий на "баке" грозного "бэтээра" и что-то наигрывающий на гитаре. На ещё одной, такой же маленькой, Вася в обнимку с девушкой Оксаной, приезжавшей на принятие присяги в далёкую "учебку" в литовском Гайжюнае; в лихо заломленном набок голубом берете, совсем пацан, наголо стриженый в солдатской бане ручной машинкой без трёх зубьев, оттого кусачей аки свора цепных псов... Эту фотографию Вася всегда оставлял "дома" - под плоским камнем чёрного, как антрацит, цвета на нашем с ним общем столике, сделанном из перевёрнутого ящика от фугасных зарядов для 30-миллиметровой самолётной пушки - когда уходил на "работу" (боевые задания, конвои, охоты и пр.) В отряде негласно считалось долгом отвезти подобные "сокровища" родным и/или близким людям в случае гибели их обладателя.

Мы сдружились ещё в "учебке". Для меня заводной и неуёмный Вася прекрасно дополнялся рассудительным и скромным Валерой, они отлично дополняли друг друга, и в любую секунду нашего тогдашнего нелёгкого во всех отношениях бытия у меня "под рукой" были оптимизм и вседозволенность одного и пессимистические нотки второго, впрочем, обильно смазанные здравым смыслом. И так получилось, что и отправились мы после "учебки" нести службу вместе. Как сказал наш тогдашний комвзвода старлей Бычков, "чтобы не разрушить хрупкое чуЙство локтя"...

Фотография же ко мне попала в конце осени 1988 года. Тогда уже вовсю шла последняя волна вывода наших частей и отдельных подразделений из Афганистана. Выводили и наш гарнизон, аэродром Кандагара то заполнялся выводимыми техникой и личным составом нашего и соседних гарнизонов, то стремительно освобождался от них, грузовые борты Илов взлетали регулярно и брали курс на Север, в Туркмению и Таджикистан, в зависимости от дальнейшей дислокации вчерашних боевых взводов, рот и других подразделений. Наш же отряд разведки и кандагарский ударный батальон ВДВ были оставлены "до последнего борта" держать аэродром от "духов", время от времени пытавшихся боем захватить технику и вооружение, отправлявшиеся "на заслуженный отдых" в Союз. Локальные бои возникали спонтанно и вне всякого расписания. "Духи" проявляли чудеса невиданной упёртости и наглости, часто меняя направление ударов и хорошо ротируя боевой состав. Часто лезли ночью, не давая "дедушкам советского десанта" - то есть нам - спокойно спать. Днём же иногда из "зелёнки" соседнего взгорья работал "душманский" снайпер. Мы ставили засады и совершали внезапные вылазки, но поймать профессионального снайпера, хорошо знающего все "входы и выходы" родной ему территории получается легко и просто только в художественных фильмах. Как правило, отработав одну цель и при любом итоге работы снайпер тут же уходил "домой", возможно, превращаясь в сирого и убогого овчара, трепетно ухаживавшего за козами и овцами местного бая.

И так случилось, что в конце ноября того года один из выходов снайпера достиг цели - жертвой выпущенной им пули стала молоденькая медсестра медотряда, младший сержант медицинской службы Саша Морозова. Весной 1987 года, едва закончив медицинское училище, восемнадцатилетняя Саша пришла в военкомат и попросилась "на войну". В послужном списке Саши - многие спасённые от жестокой смерти раненые пацаны, которых девчонка буквально выгрызала из порой страшных "душманских" засад и набегов. И вот теперь, с огнестрельным ранением грудной клетки Саша была отправлена в кандагарский походный госпиталь "под нож". Сашу жалели все - от простых пацанов до наших командиров. А по поступившей от местных "зелёных" (бойцов правительственного батальона республиканской армии, дислоцированного под кишлаком Хвощаб) информации снайпер вроде бы оказался также местным жителем, но с другого, более южного кишлака Зарак Калай.

Поздно вечером, приняв на грудь спирта, выпрошенного у кого-то из авиаторов, Вася ушёл из "дома". Это мы поняли слишком поздно, только тогда, когда юго-западнее нашей диспозиции раздались выстрелы автомата. Быстро собранные "по тревоге" две группы были выдвинуты ему вдогонку, однако буквально через пять минут оттуда послышались громкие раскаты миномётов и ночную темноту обагрила серия минных разрывов...

Спустя два часа обе группы вернулись с двумя "двухсотыми", среди которых Васи не было. Поиски велись ещё три дня, и только под вечер дня третьего его нашли... Но в то самое время в составе ударной группы мы с Валерой сопровождали караван техники из южной части провинции, так и не повидавшись с нашим другом. По тому, что рассказали очевидцы, его тело поднялось на небо с первым же грузовым бортом в тот же вечер.

Уже вернувшись "на гражданку", я занялся поисками той самой Оксаны с фотографии, благо васиной рукой в уголочке был приписан адрес. Несложные манипуляции с междугородними номерами - и вот звонкий девичий голос с явным украинским акцентом прорвался к моим барабанным перепонкам сквозь помехи связи. Из состоявшегося диалога я понял две важных вещи. Во-первых, девушка Оксана - совсем не из тех, кто умел хранить верность "аж цілих два роки". Однако, вторая новость оказалась для меня много приятнее, не смотря на её неожиданность: Вася оказался... Жив!

И вот, спустя каких-то три недели после нашего с ним созвона, мы втроём (конечно, и Валера тоже) сидели в каком-то кабаке Николаева и мерно и не торопясь попивали болгарский коньяк, вспоминая былое...

Последний раз с Васей лицом к лицу я виделся в феврале 2009 года, когда с помощью своих каких-то хитрых связей он смог организовать нам троим поездку в Афганистан на двадцатую годовщину вывода советских войск. Конечно, с оплатой билетов из своих карманов, но с бесплатным проживанием в отеле аэропорта Кандагара. Опять много пили, общались, жалели о распаде Союза, проклинали Горбачёва, Ельцина, Кравчука и белоруса Шушкевича. Потом наше общение постепенно свелось к смскам, звонкам по праздникам и общению с помощью электронной почты. Когда же на Украине грянул гром, Вася оказался в лагере евроинтегрантов, поддержав дебильный переворот в Киеве. Постепенно наши с ним разговоры по телефону, участившиеся в то время, стали напоминать бессмысленное метание бисера перед сами знаете кем... В мае этого, 2015 года, Вася прислал мне письмо, едва ли не единственное за последний год. Называя нас, россиян, тряпками и путинскими зомби, Вася хвалился "свободой и евродемркратией", скорыми перемогами и близким окончательным разбитием "ваты в Донбассе", неизменным "покорением Крыма" и "захватом Кубани". Когда же я ответил ему в духе "одумайся, Вася", от почтовой службы Василия пришёл отчёт, что "мой айпи внесён в чёрный список почтовой программы адресанта"... Попытался позвонить - "номер абонента не обслуживается"...

Прошло полгода. В прошлую субботу мой смартфон вдруг заиграл мелодию, выставленную мной на не известные мне номера и вызовы с не определившимися номерами. Посмотрев на номер, высветившийся на экране (+7 995....), я всё-таки ответил на вызов, хотя не в моих правилах отвечать на не известные мне звонки. Голос, который не возможно спутать ни с каким другим, как ни в чём не бывало произнёс: "Пашка, привет! Это Вася! Я в Краснодаре. У тебя нет связей, чтобы мне быстрее гражданство российское дали?"...

Как-то так, дамы и господа... Я не знаю, зачем я написал этот рассказ. Я даже не знаю, что мне теперь делать...