Пролог
...И да приидет на Землю Совершенная Женщина, и выпьет Чашу скорби до дна. Благородная и утончённая душа её будет ярко отражена в блеске неповторимой физической красоты: темперамент - в густых волосах цвета креплёного вина; сострадание и нежность - в мягком профиле с полотен Рафаэля; проникновенность и чуткость - в огромных чёрных глазах с поволокой; острый ум и Золотая Мудрость - в изящных, изогнутых бровях; и только любовь, жертвенность и самоотречение будут сокрыты в милосердном сердце.
...И будет это Совершенство обделено любовью и пониманием. И будет корчиться она в агонии нескончаемых мучений, причиняемых Бездушием и Бесчеловечностью. И да разъярится её бунтарская натура, ибо направит она против порока меч Золотой Мудрости! И да пройдёт креще ние Любовью и претерпит великое превращение своей волшебной души, и жидкий святой огонь потечёт по её жилам, и раскроется она навстречу Любви, подобно цветку среди мрака ночи и зимы, и прольётся очистительная роса по её одухотворённым лепесткам.
...и да воспарят Они в небеса, подобно новым Аккордам Лучезарной Вселенной могучим и светлым отголоском Мироздания, прочь от греха и ничтожной суетливой возни.
Читающий, обрати свой взор на внутренние сокровища души! И да пребудет с тобой мир.
Глава первая ПРОРОЧЕСКИЙ СВИТОК
Тягучей, сонной пеленой метель сверкала и кружилась
в нелепом танце, ей одной внимал мороз; она ложилась
студёной белой мишурой на лапы елей. Как барханы
с извечной, призрачной игрой стоят сугробы-великаны.
А я совсем одна сижу в лесу, под мрачными корнями
сосны гигантской ворожу и восторгаюсь теми днями,
что в свитке том среди корней нашла я и, дрожа, читаю,
а свиток сердце всё больней терзает... Я в мечтах летаю!
Мне грезится почти воочью с неизмеримой глубиной,
что я узнала этой ночью судьбу под новою Луной.
Как жгучей болью обожгло дыханье сгинувшей эпохи!
И кровью сердце изошло, рыданьем вскормленные вздохи.
Я, спрятав свиток меж корней, молитву тихо прошептала,
чтобы от этих жутких дней мне избавление настало.
От ветра сковывает руки, вуаль из снега в волосах,
и поцелуй студёной муки скорбит на пурпурных устах.
* * *
Я так спешу, заслышав крики: «Сестра Марьяна, поскорей!»,-
и вижу сумрачные лики суровых Божьих дочерей.
Они частенько сторонились меня в обители святой,
а на покорность мою злились и упрекали красотой.
Моя ль вина, что красота медовым гибельным нектаром
цвела так буйно неспроста, слывя, однако, Божьим даром?
Ни носа вздёрнутого прелесть для умиленья всех вокруг,
ни щёчек с ямками, их свежесть лицо преображает вдруг.
Вся страсть и ярость восходящих стихий и их грозящий гул
легли в излом бровей летящих, в литой подъём высоких скул.
Пытливый взгляд очей огромных с рядами траурных ресниц,
опущенных с печалью скромно, всегда пугал моих сестриц.
Весь облик мой, как Божья милость, и даже длинная коса
волною красною змеилась, на стан ложилась, как роса;
не рыжая, не цвета меди, а цвет креплёного вина,
меня укрыла нежным пледом на все земные времена.
Игуменья при каждой встрече кривит с ехидством тонкий рот,
ведёт с насмешкой злые речи, что я худа, как драный кот;
и что подобных лицемерок таких, как я, не видел свет,
что моя набожность - химера... Но я не гневаюсь в ответ.
Что мне до них, и как могу я, с великодушием своим,
заставить замолчать любую из этих жалких душ?! Стоим
мы все пред Господом смиренно, и как ни странно это, но
я их люблю самозабвенно, они мне сёстры всё равно!
В моей крови течёт с рожденья Златая Мудрость и Любовь.
Пророческие сновиденья я с детства вижу. Вновь и вновь
дары приносит мне Природа, мир символов её велик,
мне внемлют грозы год от года, и греет солнца ясный лик.
Могу воззвать - и солнце светит с одной лишь просьбы к небесам.
Как запою - безумный ветер тот час же прекратится сам!
Хрусталь снегов и лес дремучий, и ягод диких волшебство,
и птицы трель сквозь терн колючий суть веры Божьей торжество.
И тайным Знанием владея, я вижу добрые сердца,
под маской праведной - злодея, и «неподкупный» взгляд лжеца.
О, люди, трусы - вот второе вам имя; часто с добротой
вы малодушны, и порою ваш суд - жестокий и пустой.
Людей не очень я любила, - ничтожность мыслей их и дел,
и сердца робость; как корила в душе их! Тягостный удел
из общепринятых моралей, пустых привычек суета
пробудит пленный дух едва ли. Во сне проходят их лета.
Но ведь должна же пробудиться в твореньях Божиих душа
искрою гения иль птицей небесной, зависть сокруша;
в экстазе пламенных дерзаний взлетев к Всевидящим очам,
что проникают к нам в сознанье, подобно ласковым лучам...
Непроницаемый покров чудес непостижимо-жутких,
смиренья долгих слёз и слов прозрачным стал. В стремленье чутких
открытий (и проникновенных) мой дух, как раскалённый меч,
ковался в тайнах сокровенных, достойный Знание сберечь.
Владычица духовных кладов, хозяйка чувств! Немой укор
и удивленье, что нет сладу мне с сердцем пламенным. Раздор
души и разума жестокий! В мечтах мятежных вновь и вновь
спускаюсь в бездну, где пророки предначертали мне Любовь!
Боясь погибнуть, утонуть в глубинах бездны неприступных,
я превращаю свою суть в погибель помыслов преступных:
ах, кудри знойные до плеч и синева очей бездонных,
вы - искушение без встреч и боль сердечная без стона.
Ну, что за вздор - любовь к мужчине! Любовь к душе своей родной!
Она - святыня, но отныне безумна, яростна! Одной
её слепой стихийной силы достанет, чтобы воссоздать
Вселенную! Преобразила я вихри чувства в благодать!
Моей проклятой красоты не скрыть под чёрным капюшоном
и я скорблю о том! Просты его слова и, отрешённый
от всех, туманный грустный взгляд. Златая Мудрость мирозданья,
Любовь сильней тебя, и яд я пью, несчастное созданье!
О, архидьякон Адриан, весь свет, что от тебя исходит, -
как счастья миг, как злой обман! Во сне причудливых мелодий
я слышу эхо одобренья: любовь моя - не грех, и вот
в экстазе умиротворенья я начинаю свой полёт!..