***

сирая моя крохотка, а подь сюды, чо те дам. а ну-ка, на вот, конфетку.
мамань - говорит крохотка, закутанная в серое девчонка с масляными глазами, - слышь, мамань, ты дай мне денег, денег дай мне хоть на хлеб, на кусочек, на полбуханки хоть, беженцы мы.

тётка отвернулась. уже я было подумал, так и уйдет, ан нет, пошарилась чего-то в безумной величины своёй сумке и вынула рупь. блять, золотой, царских ещё времён, рупь. и отдала.

ну. а вы бы што сказали? а девочка поклонилась и ушла. никуда не торопясь шла она по красивой как сталь дороге и свет озарял её с головы до пят. казалось даже, что это из неё самой сочится. яркий, небесной красоты, свет. будто заря и вместе северное сияние.

смотрел я на это и глазам не верилось. даже ущипнулся. как - думал я - такое вообще возможно?
и тётка мне сказала тогда:
- а ты, милок, чо-т, я на тебя смотрю, всё-то время сомневаешься. всё время. - и хлопнула меня по щеке.

и я полетел. откуда-то, не пойми откуда, вынулись из меня крылья, и я полетел. как я орал. боже, кажется я так никогда не орал. летел, орал, и каким-то бешеным восторгом рвало меня изнутри. кажется, я видел бога. или он видел меня. много всего. мы, кажется, много всего увидели оба.

дома, любовь. как делают щи, и как их едят, видели маму, как она сидела и смотрела у окна. мы видели много всего.

и это не кончилось.