* * *
Меланхолия — чёрный мой друг —
в дни иные затянет, как братство;
пока зенки на мир продерут —
из него уж пора собираться!
Вещмешок на плечо — и пошёл!
бороздить записные пространства,
где затянет не болью по шов,
а с голодной душою постранствовать.
Цифровые республики дней
отзвучавшего в мелос искусства,
мне не будет нигде уж видней,
даже если по шов и отпустит;
даже если сойдутся в слова
два случайных в душе междометья —
не пущусь я следы целовать,
по которым пройдись — не заметят.
Ставить верши на Раков и Рыб,
деревянную мебель отбросив,
что ж в душе ты своей там нарыл,
где в трусах столовался, как в прозе?
Где в дежурных своих отпусках
до ревнивости жался быть в первых:
никого я в свой дом не впускал,
чтоб полёт не был кем-нибудь прерван.
Голосист был внебрачный дебют, —
тонки стенки у прерванной прорвы.
Ничего — что не сразу добьют:
за спиной твоей — ангел капроновый.
Видно, шорох листвы запоздал
обнаружить дождливую пору,
и сквозил незаполненный зал —
ртом резиновым не был он вспорот.
Сколько б раз не ронял твоих плеч
с мелкой порки на крупную робость —
в два галлона на Терек пролечь
даже б в раннюю пору не пробовал.
Слишком сытым казался мне век,
слишком дряблым для гончего лова —
всё равно всех бы Демон отверг,
чтоб юнец был на трон титулован.
Всё равно что ни вставишь в ролях,
словно палку в колёса из дерева, —
сам ли Август арбу отправлял,
чтоб немытые Томы возделывать?!
Скорбь творца билась рыбой об лёд,
глухотою империи скраденной:
может, кто пару слов подберёт
предназначенных центру с окраины.
Может, в вербную сутемь ступлю,
подвернув себе ногу на ровном;
и проснувшись, — наверно, я сплю,
чтобы так вот слова обнародовать.
Что за странных я духов впустил,
чтоб спросонок нашёптывать вещи,
от которых не будет пути,
даже если порядком всё взвесишь?
Даже если в учтивых ряду
и за ворот давно не закладывал —
не понятно, к кому я приду
за глазами светящихся ладанок?
Может, прыснет чей веник в лицо,
провода оголённые пробуя:
«Не сюда тебя, милый, влечёт
в новой паре роскошнейшей обуви.
Так иди, доживай себе век,
разбирая широты на градусы.
Может статься, ты наш человек,
но не всякое место возрадуется».
Так и выйду стеснённым в сердцах:
дважды в ту же не входят во времени:
то что раньше в себе созерцал,
стало нынче уже невостребованным.
Много есть что, да тесен твой путь.
Стало ясно: душа перебесится.
Важно — птицу с плеча не спугнуть,
чтоб казала небесную лестницу.
Чтоб, как в детстве, не знал что творишь:
слева-справа — ещё не распознано.
Вот когда станет уж не до вирш,
приходи побеседовать с Познером.