Хочу!!! (плюшевого гиппопотама, выходные на Ямайке, блинчики с горячим шоколадом, кататься на каруселях прямо сейчас, другое – нужное подчеркнуть). Смеюсь. Мы идем улицами моей любимой столицы, и она снова слегка отчитывает меня. Несколько месяцев назад я научила ее называть меня по фамилии, и теперь она, через раз путая ударение, обращается ко мне только так.Я тоже иногда называю ее по фамилии. Но никогда не ошибаюсь в ударении.
Она учит меня крутить романы, правильно раскладывать по тарелке элитные французские сыры и ломать багет руками. Я делаю вид, что учусь, но в ее отсутствие, как ленивая ученица, даже не достаю сыров из холодильника, багеты режу ножом, а романов не кручу от неверия то ли в себя, то ли в них.
У нее много друзей и еще больше поклонников. Я дружу, в основном, с бывшими поклонниками, иногда с нынешними, но никогда – с будущими. Мои бывшие и нынешние поклонники заезжают ко мне на чай с сушками, изливают душу в ICQ и высылают по электронной почте фотографии своих счастливых жен и зареванных детей. Я не рассказываю ей подобных нюансов, и она верит, что все мои друзья (они же поклонники) – это неплохая возможность для романа. Я улыбаюсь.
Она покупает себе сумки и солнечные очки в магазинах класса люкс, носит платки a la Russe и меняет национальность в зависимости от того, с кем говорит и в какой географической точке находится. Я улыбаюсь.
- Тебе нужен мужик.
Только так. Именно мужик. Другого слова она никогда не скажет. Я смиренно представляю себе бородатое нечто в лаптях и понимаю, что среди моих друзей (и, соответственно, среди моих бывших и нынешних поклонников) мне ничего не светит. Но я и об этом ей не сообщаю, а то ведь притащит мне настоящего – бородатого и чумазого -, и его придется кормить, а я не успеваю готовить, да и квартира у меня однокомнатная.
Много лет назад мне приходили от нее письма – сложенные веером цветные листы, исписанные ее крупным, импульсивным почерком. Тогда почти все ее маленькие радости – и плюшевые гиппопотамы, и карусели, и яркие открытки из никогда невиданных мною стран – казались мне россыпью самоцветов, крупицы которых долетали до меня в длинных почтовых конвертах. Тогда я была почти уверена, что никогда не увижу на прилавках магазина плюшевых гиппопотамов, не куплю у уличного торговца блинчиков с горячим шоколадом, и сияющее всеми огнями рождественское колесо обозрения никогда не поднимет меня над блистательной столицей недостижимо романтической страны. Прошло не так много лет, и я уже лениво прохаживалась между стеллажами Hallmark в пятой за неделю европейской столице и привычным взглядом высматривала для нее очередного плюшевого гиппопотама.
Теперь она писала мне короткие сообщения в социальных сетях. Они были быстрыми и яркими как она сама. В каждом сообщении содержалось название новой экзотической страны и имя нового спутника. Теперь в большинстве этих стран я была, а с некоторыми из ее спутников даже пила кофе на летних террасах милых ресторанчиков.
Она уже не казалась мне заморской сказочной принцессой. Я отчетливо помнила ее оговорки, ошибки, царапинки и шрамы. Я легко могла представить себе ее слезы. Иногда я улыбалась ей почти снисходительно.
То, что раньше казалось мне россыпью самоцветов, медленно превращалось в груду булыжников, и я шла по сложенной из них мостовой, замечая не роскошь драгоценностей, а реальность, осязаемость и тепло отполированных временем камней.
Смеюсь. Она идет по мою правую руку и снова ошибается в ударении, называя меня по фамилии. Я привычно отпускаю по этому поводу острую шутку, и она, быстро фыркнув, опять произносит свое «Хочу!!!».
Я запоминаю и с удовольствием дарю ей на дни рождения гиппопотамов, платки, и дарила бы даже выходные на Ямайке, но, увы, квартира у меня, и та, – однокомнатная.
Хочу. Это уже я хочу, потому и без восклицательных знаков. Очень хочу ее увидеть. Но ведь она опять рассердится, что у меня нет бородатого в лаптях, да и потом, я еще на днях отправила ей почтой нового плюшевого гиппопотама и набор открыток с видами Ямайки.