(подборка из книг «ТТ почтмейстера» и «В девятку»)
Хотел...
Хотел приготовить щи.
Переборщил и с перцем.
Где тот фен? Ищи!..
И ни бельмеса в герцах...
Сам напишу стихи!
Да... Каменное сердце...
Похожая на Мельпомену
Она садится молча у окна,
закуривая лёгкую с ментолом.
И не любовница, и не жена,
а как бы муза в постановках режиссёра...
На пальцах объясняется он с ней,
добавив тела пластику к картине.
Та головой мотает, ей видней,
она профессор в этой пантомиме.
Он так мечтал о «Гамлете»... И вот,
своё показывая виденье финала,
Лаэрта воскресил и ждёт.
Она в ответ многозначительно молчала...
Он, обернувшись, вздрогнул. За спиной
стоял его коллега (редкий критик).
Испуг прошёл: ведь тот глухонемой,
как все тут, слеп, её не видит...
Глазами тайно попрощался режиссёр
с загадкою... Та стала частью света...
А редкий критик тот,
«слепой»,
он созерцал в упор,
как с неба в пепельницу вжалась сигарета...
* * *
Я не искал тебя, как Генрих Трою,
цитируя пространству «Илиаду»,
и не был среди тех героев,
скитавшихся подальше от Эллады,
но всё же я чего-то стою
в этой жизни, коль тебя нашёл.
В награду за труды – твоя улыбка.
Весна. Укромное кафе. За столиком – вдвоём.
Официант взгрустнул. Играет скрипка.
Шампанское со льдом
(а на реке намедни лёд сошёл)...
Идём по набережной. Город полусонный
мигает заплутавшим в темноте. В руке
рука. Черны, как угли, клёны.
Что подарить? – Нет звёзд в космическом лотке.
Смешно... трёхзвёздной ночью опьянённый,
фонарь пытаюсь выудить в реке!..
Я не сказал!
Я не сказал
Время остановилось
Я не сказал
Метеорит упал
Я не сказал
Сердце разбилось
Яне сказал...
Твои глаза
Смотрю в твои глаза и вижу море.
Ты в нём лазурь в палитре у волны.
Нет берега, и утонул я в горе –
ты чайкою взмываешь у кормы.
Смотрю в твои глаза и вижу горы.
Там воздух, исцеляющий от ран.
И Арктику в душе моей просторы
ты вдруг обдуешь ветром южных стран.
Смотрю в твои глаза, и млеет небо.
Глубинами пространства потрясён,
я рассекаю гладь воздушным змеем,
смерть покидает лестницу времён.
Смотрю в твои глаза и вижу землю.
Я приземляюсь, мой полёт лишь сон.
Мне не нужны огни святого Эльма,
когда земной ромашкой я пленён.
Смотрю в твои глаза – себя в них вижу,
то – порождение зеркал любви.
Не будет чувства в них, себя я не увижу, –
не будет: моря, гор и той Земли!..
Дорожная
Ехала кибитка, да ехала рысцой.
А навстречу барин, барин холостой.
Увидал цыганочку, защемило грудь.
– Погадай, смугляночка, мне на дальний путь.
– Дай же, барин, рученьку. Правду расскажу.
– Правду мне, красавица!.. Я позолочу.
– Ждёт тебя дорога... Дальние края.
Бойся даму трефову, червона короля.
Ох, не спрячешь, барин, сердце на засов,
ждёт тебя, мой милай, нежданная любовь.
Сплюнул барин трижды, трижды золотил,
позабыл цыганочку, ноченьку кутил.
Да сбылось гадание, ах, ну и дела!
Догонял кибитку у дальнего села...
--------------
– Не кручинься, милай, повторятся вновь
дальняя дорога, карты и любовь...
Песня попутчика
– Это ничего, что Вы спросили.
Это ж не помехой, что хромой?!
Пулей ногу как-то зацепило.
Пустяки... И вовсе не герой!
Это не беда. Ну, не догнали.
Электричка через полчаса.
Как тепло сегодня, будто в мае...
Слышите, там, в небе, голоса?
Гляньте, над берёзовою рощей,
точки клином, – это журавли.
Так с весной Вас, незнакомка,
между прочим,
их прилёт – знамение любви!
Портрет
Я так тебя хотел нарисовать,
что карандаш противился руке...
Вот скомкан лист. Тот по дуге
в корзину не попал...
Опять
попытка за попыткой,
с упорством прыгуна с шестом
листы бумаги подвергал я пытке...
Терпение иссякло – закурил
и, к окнам подойдя, раздвинул шторы.
Там ночь вязала звёздные узоры,
облезлый пёс на полумесяц выл.
И, раскрутив волчком воображенье,
собрав ладони и глаза в подзорную трубу,
я пренебрёг пространства-времени табу...
Мой взор ловил то профиль, то анфас,
миры сжимая в линии и точки
ночного неба. Грифель без заточки
трудился в глубине потусторонних глаз.
Портрет в оригинале. Свет и тень
соединились в нём... Те губы шепчут строфы,
а копия ушла готовить кофе...
Лишь первый штрих вычерчивал рассвет.
* * *
C утра идёт дождь. От него не спастись под зонтом.
Он льётся за шиворот, словно прорвало все трубы.
А я не могу отыскать в бездорожье твой дом,
и шепчут слова неразборчиво синие губы.
Асфальт пожирает подошвы моих башмаков,
взгрустнувших о ваксе и кремовых босоножках.
И тонут бедняги в разливах мазутных ручьёв,
смывающих грим на озябших, что щёки, дорожках.
С утра идёт дождь. От него не спастись под зонтом.
Ручьи разбегаются к рекам, их финиш – озёра.
И в пору к подъезду гондолу подать иль паром.
Не опоздать бы к помолвке, а может и к ссоре.
К посёлку!
В эту пору вода не цветёт:
гладь прозрачнее неба Тибета.
Стынут руки... Аукнулось лето,
на закате карась не берёт.
Камыши подминая кормой,
чёлн то вызовет мини-цунами,
то, как бёдра девчоночьи, грани
тихо шепчутся с нежной волной.
Вновь весло уходя в глубину,
за собой увлекает луну,
сокращая разрыв между нами...
Ох, и песнь я сейчас затяну!
Песня марта
Сияет солнце яркое,
и скоро снегу срок...
И веселит тальянкой
девчонок паренёк.
Мелодии разносятся
во все концы села.
Очки на переносице,
тальянка завела...
И сам он в пляс пускается,
С задором «казачок»...
Что той девчонке нравится,
ему и невдомёк...
И пляшет солнце яркое,
очки слетают в снег...
Эх, март придёт с подарками,
поверь, краса, в успех!
Фрегат
Я ПЛЫЛ непотопляемым фрегатом,
творил со мною штурман чудеса,
ловя попутный ветер в паруса,
НЕ КЛАНЯЛСЯ я гражданам-пиратам
и океан СВЕРЛИЛ, как воздух шмель.
Легко и просто ты мне улыбнулась,
фортуна на мгновенье отвернулась,
я ГЛЯНУЛ на тебя и СЕЛ на мель.
Часовня
Ночь. Забытая часовня.
Трутся духи у окна.
Померещилось спросонья,
что лежу в ней, что луна
заплыла за крону ели,
вниз спустилась по струне.
Ещё полночь не пропели
петухи, и в тишине
слышу будто чью-то поступь
по воздушному мосту,
различаю лик и россыпь
звёздных бус и наготу...
Дверь со скрипом отворилась,
в щель протиснулся мороз,
надо мной перекрестилась,
наклонившись... пара роз...
Эти розы мне знакомы
(так терзают эти сны!),
как последний путь от дома
к лодке тающей луны...
Роза
(в перевёртышах)
Море. Зори. Розе ром
лью. Июль.
Тел переплёт.
И силились, и
сила жались
как,
но свились, осилив сон...
Силы мои омылись.
Море. Ром.
Утро. Ко рту
её...
Нежен...
А зорь проза
тешет,
течёт...
А зорька – как Роза...
Пчела
Я запер СЕРДЦЕ на засов,
чтобы оно не убежало,
коварно не вонзилось жало
пчелы из улья «ЛЮБОВЬ».
Ушёл в НИЧТО дорогой дальней:
по мне соскучились ДЕЛА...
Финал отсутствия – печальный:
влетела в форточку пчела...
* * *
Что бы ты ни говорила,
знаю я одно:
ты меня приворожила
в шутку и давно.
Полюсам с единым знаком –
(будь то минус, плюс) –
не сойтись под Зодиаком,
оттого и грусть.
Из штанин достал монету
и подбросил вверх.
Эх, застряла в потолке та...
Не везёт мне, эх!
Сказочные розы
Я любимой подарю
сказочные розы.
Их газеткой обверну,
чтобы не замёрзли.
Не растаял поздний снег,
да мороз опять...
Что за март и что за век,
денег где достать?
Покачусь и заложу
я с браслетом часики,
но в ломбарде не скажу,
что за стёрты надписи:
«От лица... За храбрость и...»
Да зачем им знать?
Мне не надо жалости,
деньги надо взять...
Эх, руками закручу
колясочки колёса...
Всё, ребята, по плечу,
коль не вешать носа!
В нетерпении горю.
Ах, суют мимозы...
Нет! Любимой подарю
сказочные розы!
* * *
Ночь. Смотрело с высока,
но попало в лапы тьмы,
как нагнало облака,
скрылось личико луны.
Стёрлись звёзды. Лес исчез.
Растворились у реки
во мгле двое. Ухал бес,
и плескались судаки.
И её лицо пылало,
и его горели руки,
их обоих, как взорвало
ожиданием разлуки.
И не верила в ненастье
та звезда, что им светила,
упоительного счастья,
обжигающая силой...
Ночь смотрела свысока,
она многое видала,
и она уж точно знала:
будет день наверняка!..
* * *
Сентябрь плакал. Я спросил:
– Зачем, родимый, льёшь ты слёзы?
Дружище, выбьешься из сил, –
прошу, убавь эмоций дозу!
А он, безудержный, всё лил
и лил, и бил ту розу,
и ветер всхлипы разносил.
Ручьи канавы расширяли,
и шквал обрушивал пески,
и друг за дружкой пропадали
в ненастье ночи лепестки...
«Последняя затяжка»
С последнею затяжкой сигареты
приговорённый, стоя у стены,
напрягся... Песенка пропета.
Враз пролетели прожитые дни...
С последнею затяжкой сигареты
крест ставит на курении больной,
а я, как фаталист, плюю на это,
те пальцы сами лезут за второй.
С последнею затяжкой сигареты
иной прокручиваю в мыслях фильм,
в котором мы, шампанское и лето...
Вот докурю и плёнку сдам в утиль!
Анна
(в перевёртышах)
А на
косе – лесок,
а на
её
косе – песок...
Марина и маринист
Южное солнце. Кофейные лица.
Море шампанским в фужере искрится.
Парус бездействует: штиль.
Лодка качнулась. Подкрасив ресницу,
девушка в юбке из снежного ситца
ногой потревожила киль.
Взгляд карих глаз пробежался по пирсу.
Там, заступивший на пост,
юный художник внимательно кистью
море вбирает на холст.
А на картине трепещется парус,
чайки волнуют рассвет,
море лазури, за ярусом ярус, –
девушка в шляпке, букет...
Дожили... Наш маринист...
С чего бы то вдруг портретист?!
Евтерпе
О, богиня лирики,
я тобой пленён,
Незнакомкой мистики
Блока опьянён,
Фетом восторгаясь,
Хлебникова днём
я иду качаясь,
как Есенин-клён!..
Натюрморт
Гвоздь – выстрелил! Кусок стены
задел и вазу. За картиной
враз разорвало паутину.
Звенело звонко «си» струны.
Сражённый натюрморт прижал
к полу лимоны и баранки.
И лишь мужчина в чёрной рамке
с комода грустно наблюдал...
Гвоздь схоронился за буфет,
упёрся гнутой шляпкой в плинтус.
А на столе коптился примус.
Хозяйка стряпала обед.
О деве буркнув невпопад,
о той, чей облик непорочен,
хозяйка вышла. Снова осень
сражалась с садом в бильярд.
И добавляла в натюрморт
сок битых яблок. Только ветки
качались мерно, как креветки,
что трутся, квёлые, о борт...
* * *
Никто не скажет мне, где ты...
Не в шутку время разлучило...
Да ты поди уж и забыла
мои печальные черты...
Вновь в поле золотится колос,
краснеют листья, и, увы,
всё жиже и белее волос
с моей уставшей головы...
Вновь в небе журавлиный клин,
и слышу рядом чей-то голос...
Мы ли?..
(в перевёртышах)
Мы ли милым
милы, тыл им?
Мило холим,
мили пилим,
милы, пыль им..?
Мило соль им...
милы, мылим,
мило боль им –
мы ли, милым?..
Цвета реквиема
Нарисуйте меня
углем
на белой стене.
Не ищите зря:
срублен,
сожжён в огне.
Весна белого цвета,
для контраста:
чёрная ночь.
В зубах – сигарета.
Баста!
Мне уже не помочь.
Рисовал силуэт
красным
по тому шоссе.
Покатился берет
с вихрастой
по полосе.
Отлетал.
Душу птицы
унесли к небесам.
Вот финал:
сам стал сниться
тебе по ночам.
Не проспи
это утро:
дивным будет рассвет.
Не грусти,
время – мудро:
глянь в окно. Видишь свет?
На заре я тоскую,
шалый,
дым или гром,
я тебя нарисую
алым
на голубом!
Песня о листьях
Жёлтый лист берёзы,
красный лист рябины...
Внёс октябрь грозы
в осени картину.
Жёлтый лист берёзы,
лист рябины красной...
Расплела в ночь косы,
в день ушла ненастный.
Жёлтый лист берёзы,
красный лист рябины,
то – не стих, а проза:
рядом нету милой...
Жёлтый лист берёзы,
лист рябины красной,
осыпались лозы,
догорала сказка.
Жёлтый лист берёзы,
красный лист рябины,
то – не дождь, а слёзы
по коре калины...
Жёлтый лист берёзы,
лист осины красный...
Срезанные розы
сгинут понапрасну...
Жёлтый лист берёзы,
лист рябины красной...
Такая
ОБВОРОЖИТЕЛЬНАЯ...
ЖИЛА
ВОРОЖИЛА
ЗАВОРОЖИЛА
ТАК ЗАВОРОЖИЛА
ЧТО...
ДА ВОТ
ЗАЖИЛО
Нечаянная встреча
Глаза всё те же, но едва улыбка...
С испугом обернулась: «Как? Ты здесь?..»
И понеслась с авоськами... А скрипка
играла в переходе полонез...
Минуту постояв с «Огинским»,
дал скрипачу трояк
и распрощался с Минском.
Людям мила...
Родившись на Урале, где лесами горы
скрывают самоцветы от алчного взора,
там, где недра дышат сказками Бажова,
выдыхают кедры силу Иеговы,
где глухарь апрельский на току павлином,
где медведь, проснувшись, выгибает спину,
на сугробы знатные, на зиму рычит,
ручеёк молоденький в реченьку журчит,
где река могучая с треском лёд крошит,
там, где в чаще леса филин ворожит,
где затоки рыбные, тишина, и вдруг
в мае с гамом гуси разгоняют щук,
где зимой слетаются холода под сорок,
не в почтовом ящике, но в п/я, что – город,
что в просторах спрятался девственной тайги,
чтоб за косогорами не нашли враги,
в небольшой, уютной комнатке роддома,
что почти всем мамам городка знакома,
прокричала звонко первый свой привет,
в первый день июня посмотрев на свет...
Родилась, не ведая, что судьба решила:
обернётся девицей и уедет Мила
в те края далёкие голубых озёр,
по весне где аистов соберётся хор,
где луга и рощи, партизанский бор,
где из пущи зубры рвутся на простор,
там, где рожь из золота, где синеет лён,
где в полях цветущих жаворонков звон,
где калина красная сладостна от горечи
осени, расцветшей вершем Богдановича,
закружившись с листьями в вихре тёплых слов,
приняла на веру верасня любовь...
Началась жизнь новая: родила двоих,
душу и вложила в воспитание их,
пронеся сквозь годы и любовь, как крест,
в городке далёком от родимых мест...
Сердцем беспокойная, в помыслах чиста,
по-людски и к людям (любят не с проста!)
Говорят: «Смотрите, Людочка идёт!»
«Молодо как выглядит!» «А какой ей год?»
«Что Вы говорите...» «Ей не дашь полста!»
«Сбросьте половину...» «Это от поста?!»
« Ну, довольно, девочки, это всё – душа!»
А мужчины про себя: «Ох, и хороша!..»
И бежит по лестнице жизни той Людмила,
и не только людям, но и Богу мила...
Зов осени
(Слова к прощальному романсу)
Пригрезилось, что это будет осень.
Погасит медь дубрав костры рябин.
Собьют дожди с ветрами шишки с сосен.
Вонзится в небо журавлиный клин.
Не жди меня, не жги себя напрасно –
ведь я уйду в заоблачную даль.
Пока дышу, пока в сознании ясном,
«пока!» – шепну тебе я как «прощай!».
И понесут друзья, взвалив на плечи,
в костюме деревянном не меня,
ты в то поверь, не верь ты красной речи
и печи красной с языком огня.
Уйду легко, без болей и страданий,
в то никуда я заберу с собой
на память наше первое свидание,
прикосновение нежное рукой.
Припев: Прости, прощай! Нет в мире жизни вечной!..
Срывает листья с крон, бурлит вода.
Прости, прощай! Рекою быстротечной
фрегат души уносит в никуда...
Там – никуда, печали нет предела,
и океан не покачнёт волной.
Прости, прощай! Я помню, как ты пела:
«Любовь одна, и нет любви иной...»
Там – никуда, кукушки не кукуют,
и перелётных птиц не слышны голоса,
но ты поверь, там пение чарует,
и вороньё не будит небеса.
То никуда – минуют зимы, беды,
слезами осень не промочит шаль,
то – вечное божественное лето,
то – солнцем обрамлённая печаль...
…И там любовь, как искра божья, вечна,
в кромешной темноте горит звезда
для всех одна: и праведна, и грешна,
и никогда не канет в никуда...
Поверь, что рядом Бог, и станет легче...
Там, в никуда, мы встретимся с тобой.
Я буду ждать, однажды зажгу свечи,
ты ж не спеши нарушить мой покой...
Припев: Прости, прощай! Нет в мире жизни вечной!..
* * *
Косо падают снежинки,
полю стелет ветерок.
Это я на той картинке.
Поправляешь ты платок.
Это я такой понурый
затираю взглядом даль.
Время образец с натуры
схоронило за вуаль...