"Твоя история и имя, для русских символ без оков."
Ну, здравствуй, вольница России, Великий Новгород, великих Рюриков твердыня, оплот свободы бытия.
Ну, здравствуй, здравствуй, град великий, поклон тебе я в пояс бью, я на коленях пред тобою.
Я шапку пред тобой сниму, и я слезой чело умою, пред возрастом твоим, пылинкой, мигом пролечу.
В тебе основа, плоть державы, её душа, её оплот, и Кремль стоит твой величавый, как памятник тебе.
Твоё величие и слава, сияют русским сквозь века, а всем правителям бесславным ты говоришь, что Русь жива.
Я пред тобой Великий град России, я на коленях пред тобой, ты символ стойкости России, пред лихолетьем и бедой.
Ну, здравствуй вольница России, её душа и плоть, и кровь, живи и здравствуй град вовеки, и до скончания веков.
И быть тебе всегда Мессией, перстом для русских городов, твоя история и имя, для русских символ без оков.
"За тебя и за твои бездонные глаза, я пью шампанское до дна."
Я целовал тебя в уста, и пьян был там я без вина, за тебя и за твои бездонные глаза, я пью шампанское до дна.
Ты для меня всегда одна, я пью шампанское до дна, ты дивно, молода и хороша и я пьянею от тебя.
Ты мне судьбой одна навек дана, я пьян тобою без вина, я пью шампанское до дна, ах, как ты дивно хороша.
И вновь меня манят глаза, я пью весну любви до дна, они манят, дразнят меня, твои бездонные глаза.
Я вспоминаю ту весну, когда нежданно ты пришла, была весна, твои бездонные глаза, в них цвета неба синева.
Я целовал тебя в уста, и пьян был там я без вина, я утонул в твоих глазах, и потерял там совесть, страх.
Когда я целовал весной тебя, в твои медовые уста, налью шампанского бокал и выпью снова за тебя.
И за твои медовые уста, ведь ты любовь и страсть моя, была весна, твои бездонные глаза, в них цвета неба синева.
Я целовал тебя в уста, и пьян был там я без вина, я обнимал твой гибкий стан, а ветер рвал твой сарафан.
Я утопал в твоих глазах, теряя совесть, стыд и страх, твой сарафан под цвет глазам, и руки тонки, как лоза.
Они ласкали там меня, и слышал я любви слова, был месяц май, была весна, ах, как ты дивно хороша.
И твой в горошек сарафан, как синь небес и облака, я пью шампанского бокал, глотками редко, не спеша,
И будто вновь тону в глазах, теряя совесть, стыд и страх, я пью шампанского бокал и от тебя давно я пьян.
«О равноправии забудь, плевал я на тебя и на твои вопросы.»
Привет, России босота, ах, вы народ, тогда всем просто здрасьте, привет, всем маргиналам от меня, что нынче так всевластны.
В кабак припёрся нынче я с утра, там морды все из власти, я выпил рюмку коньяка, потом я выслушал напасти.
Ко мне за стол присел мудак, из тех, кто в девяностых сделал счастье, он тоже хлебанул коньяк, сказав, народ в России педерасты.
Он честно грабанул страну, лохам досталось всем несчастье, теперь во власти он давно, и не хрен нынче трепыхаться.
Мы честно грабили, а что, мы были и тогда при власти, народ же был всегда дерьмо, мы грабили, вы жрали водку.
Всё было ваше и ни чьё, а стало наше, вы все чмо, мы честно грабили и всё, за это будем на смерть мы бороться.
Нацгвардия сотрёт вас в порошок, полиция вам отрихтует морды, мы власть, а вы дерьмо, и с нами не хрен вам бороться.
И всяк, кто тронет наше, наше всё, в крови мгновенно захлебнётся, ведь мы элита сей страны, народ же быдло, средство производства.
Ведь вы просрали всё давно, и это мы вам влили спирта, водки, мы развели вас, как лохов, и написали мы для вас законы.
И мы ни в жисть не отдадим, мы грабили все честно в девяностых, мы ляжем все теперь костьми, а вас повесим на заборах.
И ваш удел чинить сортир, не ставить нам теперь вопросы, и ты поэтишка заткнись, иначе головы не сносишь.
Мы царь и бог, и господин, о чём ты мне гундосишь, о равноправии забудь, плевал я на тебя и на твои вопросы.
"Припозднился в гости к Богу, недоделаны дела."
Припозднился в гости к Богу, недоделаны дела, жить пришлось мне в перемены и раздрай в стране, в умах.
Что- то строили, мечтали и предали вдруг мечту, перемены наступили, мы страной пошли ко дну.
И теперь на дне, в дерьмище, вся страна и весь народ, мы блюём, по-скотски дрищем, прославляем всё ворьё.
А оно страной всей правит, и в шестёрках все попы, согрешил и откупился, храм построил за грехи.
Припозднился в гости к Богу, жизнь в эпоху перемен, так господь распорядился, на Земле немало дел.
Припозднился, жизнь такая, я прощенья не прошу, я с народом и страдаю, мне господь дарил судьбу.
За свои дела отвечу, делал в жизни всё что мог, я пред господом предстану, припозднился я чуток.
Припозднился лет на тридцать, недоделаны дела, я судьбу не выбираю, она свыше мне дана.
Да грешил, бывало всяко, и болтал не по уму, мы судьбу не выбираем, на судьбу я не ропщу.
Припозднился в гости к Богу, жить и делать тороплюсь, только вот ведь незадача, мне бы в прошлое взглянуть.
Чтоб ошибок меньше делать, и поменьше чтоб грешить, припозднился в гости к Богу, в дверь к нему я не ломлюсь.
Припозднился в гости к Богу, недоделаны дела, я с народом, жизнь такая, мне другая не нужна.
«В не причёсанной стране и расхристанной везде.»
Не причёсаны пространства, не причёсана страна, беспризорная по будням, в выходные в кабаках.
Продаётся оптом, штучно, проституткой и за так, ей в лицо весь мир смеётся, не подняться ей со дна.
Сатана над ней глумится, власть вся сплошь из бесенят, Бог давно её не слышит, все попы из коммуняк.
Иерархи, архиреи, все постпреды на местах, с губернаторами вкупе, продают страну за так.
И они торгуют телом, родной матушки страны, она гола и раздета, у дорог, где фонари.
На панели словно девка, всяк насилует за так, и плюют ей даже в очи, а она в ответ, пустяк.
А о чём писать мы будем, средь унылых серых будней, в не причёсанной стране и расхристанной везде.
Она Родина, нам мать, мать негоже предавать, продавать негоже тоже, иль мы пасынки, иль кто мы?
"Слава будет после смерти, как успех моих трудов!"
Слава будет после смерти, как успех моих трудов, слава будет после смерти, кто мне скажет, что я плох.
Слава будет после смерти, Санька Пушкин мне не в счёт, слава будет после смерти, в двадцать первом, мне почёт.
Слава будет после смерти, Чехов в слове царь и Бог, слава будет после смерти, и Высоцкий был не плох.
Он в двадцатом стал иконой, кто не знал его стихов, я икона в двадцать первом, в двадцать первом царь и Бог.
Спорить с мертвым бесполезно, всяк живёт свою судьбу, я икона в двадцать первом, речи русской гимн пою.
Слава будет после смерти, как успех моих трудов, Слава будет после смерти, кто мне скажет, что я плох.
Двадцать первого начало, перелом между миров, слово русское упало, я поднял его, вознёс.
Я поднял его, как знамя, поле брани было в нём, мне Высоцкий отдал знамя, барабана была дробь.
Я поднял его, как знамя и в атаку вновь пошёл, знаменосцем слова стал я, не за славою я шёл.
Я язык простонародный, на вершину вновь вознёс, русской речи нет без слова, он основа всех основ.
На слове держится держава, оно её и щит и меч, и слово русское, как мама, и нет милее нам его.
Россия, Родина за нами, мы русские, от пяток до мозгов, и слово русское, как знамя, я вновь несу среди миров.
Слава будет после смерти, как успех моих трудов, слава будет после смерти, кто мне скажет, что я плох.
Слава будет после смерти, Санька Пушкин мне не в счёт, слава будет после смерти, в двадцать первом, мне почёт.
Я язык простонародный, на вершину вновь вознёс, и России нет без слова, он основа всех основ.
"Вы все с рожденья голубые и это ваша впредь судьба".
Всем ненавидящим Россию и русских тоже, я скажу, вы все умишком голубые, перечислять вас не хочу.
Вам не дано заветом предков, как надо Родину любить, как жизнь прожить по зову сердца, а не в угоду кошельку.
Вам не дано судьбою вашей, понять, что Родина одна, она даётся лишь однажды, как мамки грудь в млады года.
Её не сменишь, как рубаху, где дырки в локтях рукава, как за неё идут на плаху и если надо, в шквал огня.
И мне не важен цвет ваш кожи и речи лживые в устах, вы все умишком голубые и это ваше навсегда.
Меня предавших, поцелую, ударом крепкого меча, а не предавших, поцелую, в их окровавлены уста.
Вам не понять страну Россию и где лежит её душа, вам не понять и русских тоже и их заветные слова.
Быть русским среди русских также, для вас несбывная мечта, вы все умишком голубые и это ваша впредь судьба.
Всем ненавидящим Россию и русских тоже, я скажу, вы все умишком голубые, перечислять вас не хочу.
Её предавших, поцелую, ударом крепкого меча, а не предавших, поцелую, в их окровавлены уста.
«Ещё Сирия не пала, Украина не распалась.»
Ещё Сирия не пала, Украина не распалась, ещё лето не промчалось, ещё цел Пхеньян стоит.
Мир в преддверии молчит, о войне он говорит, как прогулке по Бродвею, мир её в душе лелеет.
А она стоит с ухмылкой, и готовит всем могилки, смерть косу под наточила, время Ч не наступило.
И оно наступит точно и не будет многоточий, смерть придёт ко всем в дома, ты не звал, она пришла.
Время Ч придёт когда, нынче, завтра, иль вчера, мы о нём когда узнаем, или мы его проспали.
Ещё Сирия не пала, Украина не распалась, жизнь земная лишь одна, не пришёл наш смерти час?
Синяя вечность. М.Магомаев поэт Г. Козловский.
Море вернулось, говором чаек, песней прибоя, рассвет пробудив.
Моё подражание.
"Синяя вечность."
Небо вернулось, звёздным мерцаньем, песней приветом, рассвет разбудив.
Сердце как друга, небо ласкает, сердце с душою, летят из груди.
О небо, небо, преданным звёздам, ты повсеместно, обитель мечты.
Небо пусти меня, в дали безбрежны, душу бессмертную, ты бередишь.
Яркие звёзды, душу ласкают, сквозь тёмную вечность, светят вдали.
Сердце навстречу им, словно из сказки, на крыльях ладоней, несёт корабли.
Синяя вечность, преданным звёздам, ты повсеместно, обитель мечты.
Небо пусти меня, в дали безбрежны, душу бессмертную, ты бередишь.
Ты бередишь.
Синяя вечность, преданным звёздам, ты повсеместно, обитель мечты.
Небо пусти меня, в дали безбрежны, душу бессмертную, ты бередишь.
Ты бередишь! Ты бередишь!
Ты моя мелодия, я твой преданный Орфей.
Дни что мною пройдены, помнят тепло нежности твоей.
Моя подражание.
"Ты моя поэзия."
Ты моя поэзия, я твой преданный Орфей.
Дни что мною пройдены, помнят тепло нежности твоей.
Всё, как облако растаяло, образ твой теряется вдали.
Что тебя заставило, забыть поэзию любви.
Ты моё томление, тайна длинного пути.
Сквозь порошу зимнюю, слышу тихое, где ты.
Зорь осенних зарево, голос пропадает твой вдали.
Что тебя заставило, забыть поэзию любви.
Ты моя поэзия, я твой преданный Орфей.
Дни что мною пройдены, помнят тепло нежности твоей.
Стань моей поэзией, порванные струны заживи.
Сердцу охладевшему, верни поэзию любви.
«И слово русское превыше.»
В поэзии я сам себя создал, я не наглец не хам, я на великих не плевал, и не чихал, я их читал.
На них пародии, приколы и памфлеты я писал, на них я не молился, я искал, из слов творил накал.
Я их отправил всех на кухню, пить горькую, от них мне стало скушно, у плинтуса пусть сохнут.
Мне надоели их пустые охи, про дым отечества, могилы при дороге, про дам, что вытерли когда-то ноги.
А дамы вытерли все ножки лишь о них, для них они трамплин, блеснуть, чтоб именем своим.
Они для дам ступенька, чтоб первою побыть мгновенье, таков итог из их стихов и он не нов.
Поэтому в поэзии я нов, я новизну вновь вырвал из оков, я выбросил все предрассудки на помойку, ничуть не ойкнув.
Я вновь вернулся к русской речи, что почивала там на печи, я ей одной хвалу воздал, её воспел, воздвиг на пьедестал.
Ах, да, в поэзии я сам, я не наглец не хам, рождён я не в России, назло клевретам и врагам.
И слово русское превыше выше мудрых книжек, оно идёт к нам из народа, поэт певец его свободы.
«День, как вечность, пей до дна.»
Жизнь прекрасна, век живи, только годы коротки, дни же в юности длинны, там лишь ночи коротки.
Она мчится синей птицей, в поднебесье, в вышине, день, как год, как дар тебе, и везде можно успеть.
На свиданье, на работу, жизнь вся спорится в охотку, все проблемы ерунда, жизнь тогда сплошна весна.
Солнце светит лишь тебе, птицы песнь поют весне, тело радуется жизни, ты не знаешь про болезни.
Она мчится вся аллюром, в небе тучки, все не хмуры, они дождиком грозят, громыхают для тебя и озон тебя дарят.
Мир весь создан для тебя, в небе радуги две в ряд, ночью звёзды и луна, светят, свет тебе даря.
И закат был для тебя, если жизнь живёшь не зря, будет новая заря, день, как вечность, пей до дна.
Жизнь прекрасна, век живи, только годы коротки, дни же в юности длинны, там лишь ночи коротки.
Она мчится синей птицей, в поднебесье, в вышине, день, как век, как дар небес, птицы песнь поют весне.
И закат был для тебя, если жизнь живёшь не зря, будет новая заря, день, как вечность, пей до дна.