РАМОККИА
книга ТТ ПОЧТМЕЙСТЕРА
ТОЛСТАЯ ТЕТРАДЬ. ПИСЬМА В НИКУДА
Тема № 9. СЫНОВЬЯ УХОДЯТ В НИКУДА
С О Д Е Р Ж А Н И Е
Трубач 91
Кузя юный. Ещё и спорт... 92
Косинус 92
«Си» вопрос?! 93
Бомба 93
Мегаполис 94
Не дал... 94
Завтра грянет война... 94
Ной – он... 95
22-го июня... 95
Дар? 95
Р. Тагор 95
Песнь сикхов 95
Нимб мин 96
Дав бронежилет... 97
Песнь легионеров 97
Деньги – война – деньги 98
***Грозовое небо, небо грозовое... 98
Майор 98
Звезда 98
Косарь 99
Го 100
Арба лет... 100
Песня снайпера 101
«Капуста» 101
Из-за безделья? 101
Коба 101
Этапная комсостава 37-го 101
Парт. Ас 102
Беломорканал 102
Дорог Рим... (Миргород) 103
Песня о Коле-Николя 103
Песнь кондора 104
Трубач
Трубач не выжал из трубы последней ноты, –
пришёлся выдох на алеющий песок.
Не видел он, как шли в атаку роты
и плакал кровью изувеченный висок.
Его звезда погасла в девятнадцать,
застыли облака над головой.
Другие звёзды в эти же N-надцать
сошлись холодной сталью в штыковой.
Труба, зажатая в руке, молчала,
мундштук к губам прижался навсегда,
лишь полковое знамя наблюдало,
как сыновья уходят в никуда.
А ночь была беззвёздной после боя,
где полегли друзья – слегли враги.
Им общею постелью стало поле,
нанизанное грудью на штыки.
Трубач, он не успел – другие губы
ласкать невесту будут в кабаре.
Так пусть же позолоченные трубы
ему симфонию сыграют на заре.
Трубач не выжал из трубы последней ноты,
юнец-поэт не дописал стихи,
ту песню бравую гвардейской роты
чужой страны засыпали пески.
Так пусть же в небе, в море и на суше
не полыхает зарево войны,
свет дальних звёзд пусть успокоит души
всех тех, кто верил, ждал и видел сны...
Трубач не выжал из трубы последней ноты,
пришёлся выдох на алеющий песок.
Весна в пустыне – это таинство природы,
когда пески вокруг – и вдруг расцвёл цветок...
Кузя юный. Ещё и спорт...
(разнобуквица, 26)
Быт ДЮСШ... «Эй, Фомин, «ёж»! Кузя – въехал!»
Косинус
Лев косинуса взять-таки не смог...
И, не решив последнюю задачу
(пятую, что в паспорте графа,
контрольная и вовсе не лафа!),
едва закончился урок,
с друзьями укатил на дачу.
Велосипеды бросив у реки,
в воде куражились девчонки и мальчишки.
«Конец рыбалке!» – злились рыбаки.
Лев вещи сторожил, листая книжки.
Жгли с вечера костёр и до зари,
в огонь еловые подбрасывая ветки,
трепались ни о чём... И согревал внутри
портвейн, а вне – дыхание Светки.
И это, и что после, вспоминать
он будет раненным в живот там, на высотах
Голанских, чтобы воевать
уехав к родинам иным... (иль от кого-то...)
А косинус, по правде Вам сказать... –
суть – синус, да за вычетом чего-то...
«Си» вопрос?!
(оборотень)
Навоз или бомба? (Режу!) Уже раб мобилизован...
Бомба
Бомба падала на город,
сотрясая свистом стены.
Дребезжали в рамах стёкла,
тут и там мелькали тени.
Донеслось и до окраин
завывание сирены...
...Наконец она упала.
Снеся дом и вырыв яму
полутонною металла,
красной прыснула палитрой
на зелёный лик квартала...
...Отметав запас «игрушек»,
самолёт свернул на базу.
Напевая за штурвалом,
не задумался ни разу
тот пилот, что с целью стало, –
он всё делал по приказу!
P.S. Лётчик с милою в постели
утолял сердечный голод.
Город спал. А в это время
бомба падала на город.
Мегаполис
(анаграмма)
После МиГа...
Не дал...
(оборотень)
И «бог» – вот... Не дал неба!.. А Бен Ладен-то – в Гоби!
Завтра грянет война...
Отплясали метели,
лёд сменила шуга,
и к началу апреля
обнажились луга.
Майским солнцем согрело
всё, что может цвести.
Он ли парень несмелый,
неуклюжий, прости...
И теперь по бурьянам,
по росе босиком
бродят Марья с Иваном
всё вдвоём, о своём.
За рекою кукушка
нагадала им лет...
Расцвела их опушка –
их июньский букет.
Им всего по семнадцать, –
поле им перейти...
Ему – всё б целоваться,
ей – веночки плести...
Ной – он...
(в перевёртышах)
И он – иной!
Он вол словно...
То ль плот...
То ли пилот...
«О, рок, скоро...»
(Потоп?!)
22-го июня...
Глянь-ка! Дом.
Мансарда. Сад.
Птицы. Зреет виноград.
Это – гости. Вот – семья.
Стол. «Массандра». Фрукты...
Я –
с небес –
кружась –
оземь –
фотография
та – я...
Дар?
(оборотень)
Лежу я, и лежу Икаром, мать... «На Маш лети, дар Гауди!»
Иду, а ГРАД и тел... Шаман там: «Мораки... Ужель и я, ужель?!.»
Р. Тагор
(в перевёртышах)
И леди видел, и
маршала шрам...
Маршал и леди. Дели, Ла-Шрам...
Песнь сикхов
Нас мало. Мы вышли.
Под флагом стоим.
Не в помощь нам Кришна,
Аллах, херувим...
И крепость – за нами.
Она – не сдалась!
Пусть враг барабанит,
натешится всласть.
Пускай забивает
он в жерла картечь.
Не запугает
английская речь!
А Бог – он един.
Он повсюду средь нас!
Не дрогнув, стоим.
И пробил наш час!
Нас мало. Мы вышли.
Пусть все, как один,
здесь ляжем мы...
Вы – шли...
«Мир» стёр с лица грим!
Нимб мин
(в перевёртышах)
Я – око покоя?
Я – дали ладья?
Я – арка края?
Я – Гойя?
Йог я
низин?!
И оргий игрой
я – лоза Золя?
Я, «ре»
взвив зверя
до воя, –
овод-
довод
войны, сын Иов
я! Иов вод, вдов вой я,
сирена Нерис!
Зияя из
ада,
я «О» взвода до «В.» «З.» воя
взвыв (3 – «В.»!), –
Иова вой
я ! Вы – «воды», «до» выв, я –
алым «А.Н.» себе небес намыл... А
летев – светел,
как
нимб мин!..
Дав бронежилет...
(анаграмма)
– Да... В Боре нет жил!..
Песнь легионеров
Родина!
Ты ускользаешь... Дай руку, – нет пульса. –
Тебя мы теряем, назад не вернуться, –
Что же ты?..
Что с тобой?
Опоил зельем кто? – Доколь в беспамятстве
нищей у Мира в ногах будешь кланяться? –
Стыдно-то...
Как же так?
Братцы, покняжили бездари, слыла Ассирией,
треснула – сколы бескрайней Сицилии.
Веры нет...
В прошлом что?
В песках Кандагара друзей отпевали,
а для чего? – Не те всё регалии, –
нам же жить...
Где же мы?
В песках Абиссинии, звёзды – как иней, память вараном,
прицел огибая, скользит по барханам
всё к тебе...
Родина!
Что же ты... Что с тобой? Стыдно-то... Как же так? Веры нет...
В прошлом что? Нам же жить... Где же мы? Всё к тебе...
Родина!
Деньги – война – деньги
(в перевёртышах)
Улисс – «роту мира», а Риму – Тор силу...
А лира деньжищ (ищи ж!) не дарила...
* * *
Грозовое небо, небо грозовое.
Мне покоя нету, нету нам покоя:
всаднику – на лошади,
лошади – под всадником.
Помоги мне, господи, –
укрепи дух ратника!..
Грозовое небо, небо грозовое.
Сабель эскадрон летит, а навстречу вдвое
больше их, о, господи,
тьма там от копыт...
За каурой пригляди,
буду коль убит!
Грозовое небо, небо грозовое.
Умирать и не впервой, и не все герои.
Сабель звон, и грохот, брань,
ливень, жуткий треск...
Погоди ты, басурман,
на мне ставить крест!
Грозовое небо, небо грозовое.
Мне покоя нету, нету нам покоя:
всаднику – под лошадью,
лошадям и всадникам...
Помоги мне, господи, –
укрепи дух ратника!..
Майор
(разнобуквица, 29)
Вихрь: «Дай НЗ, Ёж!» Тяп. Съел. Шум... «Эфы! К бою!!»
Звезда
Поседели виски, и морщины
расписали в огрехи лицо
постаревшего за год мужчины,
что зажатый годами в кольцо,
всё пытался, и с боем, прорваться,
как тогда, в сорок первом году,
изнурённый болезнью, сдаваться
и не мыслил на радость врагу.
И лежит, и не спит, и в палате,
там, ночник освещает в углу
красный орден на мятом халате,
что на стуле... Сегодня ему
та звезда всё родней, всё дороже...
Пусть она не слетела с небес,
на погон не упала, но всё же –
у неё удивительный блеск!..
И едва приподнявшись с кровати,
по виску нервно водит рукой,
вспоминая: лежал в медсанбате
он с простреленною головой.
Медсестра – молодая девчонка
ему письма читала, и он,
слушая, гладил ручонку,
представлял, как вернётся в свой дом...
Тут же всплыло: налёт тёмной ночью...
Их бомбили. Остались в живых
только чудом... Всех в клочья...
Боль и ужас в глазах голубых...
Явь и память, неровною строчкой
прошивая, сползает слеза,
и сознанья последнею точкой
за окном догорает звезда...
Косарь
Увернулся от пуль, от снаряда ушёл,
как он с мины сошёл...
...то, лицом повернувшись к лучам, и пошёл...
А она – вслед за ним по полям тем небесным
да с косой ковылять, притомилась,
трудно ей, на косу опираясь, взмолилась:
«Руку дай. Погадаю на счастье».
Он уважил старушку...
Та – косою к себе!..
И теперь он – небесный косарь.
Сено носит воздушным барашкам,
доит свечи и поит каргу.
Там они, в небе, вдвоём,
а внизу продолжается жизнь,
и бредут косари по прокосам.
Им он – старый и преданный друг.
Потому не сольются закат и рассвет,
и поля не окрасятся в алый,
пока есть в облаках молоко!..
Го
Самурайский флот
Гидросамолёт
Э Т О Я (красный пилот)
Гадский пулемёт
Ё моё полёт
Лыжи вспашут огород?!
«Мадмуазеля-сан, ротфронт!»
(В джиу-джитсу не везёт!
В го бы с нею... Разворот.
Переворот. Вот – «антрекот»!)
РАНЫ
НАРЫ
УРАН
УРНА
Арба лет...
(перевёртыш)
«Гни, ну!» Арбалет... Стонет «енот»... Стела: «Браунинг»...
Песня снайпера
Сливаясь с берёзой, в прицел созерцаю окрестность.
Над озером – чайки. Вот – берег. Олень воду пьёт.
Там лес дышит зеленью. Рядом – песчаная местность.
Здесь – мошки роятся. Строчит стрекоза-вертолёт.
Припев: Уж сколько лет, как умерла война...
Но помню, как «зашлась» над перевалом
«вертушка». Сдуло «духов». Ранен я.
Но мне быть «грузом двести» не пристало!..
Я в новой-то жизни, пожалуй, – любитель-фотограф,
и щёлкать затвором, мгновеньями жить – мне стезя...
А может быть, я орнитолог или картограф?
Так хочется верить, что памятник этот – не я!..
Припев: Уж сколько лет, как умерла война...
«Капуста»
(анаграмма)
Капут СА
Из-за безделья?
БЕЗДЕЛИЦЫ
ТРИ РОМБИКА
ПЕТЛИЦЫ
сор-
вали
командарм
застрелился
Коба
(разнобуквица, 31)
Южный чёрт, съев дам ЦК, – бог пляшущих эф!
Этапная комсостава 37-го
Дел на всех тут – по стопке, а на окнах – решётки,
суматошный подъём, сумасбродный конвой.
По кровавым этапам тащат ноги ребята,
ну а кто не дойдёт, тому вечный покой.
Нас ведут полем чистым, как зимой декабристов.
Велика ты, Россия, и печальна, как мать.
В самом сердце Сибири только грязь и могилы,
по этапам и трактам ещё многим шагать.
А дойду ли – не знаю, всё тебя вспоминаю.
Обещала ты ждать мой резиновый срок.
Не забуду, как брали, сапогом кантовали,
волокли тёмной ночью в чёрный тот «воронок».
За одно лишь спокоен: да хоть не был героем,
не удалось им душу мою замарать.
Буду жив, в здравом духе, приползу хоть на брюхе,
буду руки и ноги тебе целовать...
Парт. ас
(в перевёртышах)
Лишил
Отто
регалий… И лагерь
упал в «лапу»,
как
цемент... Немец
ходил и дох
тут...
Беломорканал
Солнце, солнце, солнце –
и не стало...
Звёзды, звёзды, звёзды –
пустота...
Вряд ли воды Беломорканала
вспомнят: кто и где, когда...
Жизнь бурлит на белом теплоходе,
унесли вдаль волны те года...
«Батя, Вы в натуре, при народе,
типа, строили герои соц. труда?!.»
Дорог Рим... Миргород
(оборотень)
У дорог Рим тесен и пекарю! Юра кепи несёт Миргороду!..
Песня о Коле-Николя
Улетали птицы за леса, моря,
покидая гнезда не до срока.
С Родиной прощался Коля-Николя,
почитатель «Битлз» и Ван Гога.
Николя – художник и в душе артист.
«Просто Коля» – на все руки мастер:
на Доске почёта, ветеран-танкист, –
нераскрывшийся в Совках Ланкастер.
Боевой товарищ портсигар всучил
с вмятиной на память о Кабуле –
вроде амулета, чтобы охранил
Николя от сглаза и от пули.
А подружка в слёзы... Друг налил стакан,
так-то веселей шагать по трапу.
Вот взлетели. Шасси в брюхо, к облакам, а там –
перед красотой снимайте шляпы.
Дублин. Пересадка. На Нью-Йорк рейс в шесть.
Время есть на город и на «шопы».
Там в витринах столько и всего – не перечесть...
А Америка ж – и вовсе не Европа!
Всё б о’кей... Посадка. Ждёт жизнь без оков.
Поначалу Брайтон-Бич, но затем – в артисты!
Тут в салон ворвались трое пареньков,
в масках, со стволами – террористы...
Жизнь – что голливудский фильм-боевик,
обезвредил Ник двоих, как в сценарии «Буря...»
С третьим казус вышел, и достался миг
дьявольской удачи пуле-дуре.
Амулет – навылет. Индевеет взор.
Полисмены, доктора, носилки.
Ни к чему... Гуд байте, люди. Другу не в укор, –
портсигары – не пулекопилки.
Покидали гнёзда птицы, голося,
через страны дальняя дорога.
Повезли же Коленьку лучшие друзья
к левитановским пейзажам, не Ван Гога...
Песнь кондора
Вцепившись когтями в ветку
в иссохшей кроне древа,
сжимаю в изогнутом клюве
поджаренный воздух прерий.
Веером перья расправив,
цепко слежу за пареньем
своих сыновей в поднебесье.
В мыслях...
и на мгновенье
рисую круги над песками,
взгляд сыновей ощущая...
Всё! Уже не увижу
финала воздушного «танца»...
Добычу они не упустят
и к гнёздам, ликуя, вернутся...