Я постепенно поправлялась, и молодость брала своё.
Она цвела и забавлялась над властью смерти, но её
кинжал с гремучим сном забвенья почти вонзился, только я
искрой вернулась во спасенье из чёрных волн небытия.
Природа возрождалась снова в потоках солнечных лучей,
как от чарующего слова. Преображение ночей
дышало ароматом сада диковинных цветов и трав,
и наполняла сон услада, изнеможение поправ.
Рубец кровавый заживлялся, на лбу оставив тонкий шрам;
неизлечимый, он стирался. Я чудодейственный бальзам
из лунной тайны сотворила. Слетались птицы по утрам,
а солнце жизнь благословило, ласкаясь к травам и листам.
Вдруг неожиданно-чудесно к нам возвратился Ибрагим!
И здесь сказать ещё уместно - он был живой и невредим!
Наш атаман подавлен горем, несчастьем, смертью и нуждой,
всем, с чем мы бесполезно спорим, что называется бедой.
-Друзья мои! - позвал он грозно, из комнаты мне слышно всё,
как с жалостью вздохнул он слёзно, узрев отсутствие моё.
- Где Синтрапель? - спросил с надрывом. В ответ: - Увы, ещё больна.
Упало сердце, как с обрыва: -Ах, слава Богу, здесь она!
Что предстоит ему: услышит про смерть Дианы. Казимир
в тревоге весь, почти не дышит, виня себя и подлый мир!
- О, братья! - Ибрагим серьёзен, - стучится новая беда, -
а тон так резок и нервозен: - Уйдём отсюда навсегда!
О! Я нашёл края иные! Они светлей и плодородней,
вокруг красоты неземные, свежей трава и благородней
наш новый замок. Ободритесь! Не зря же столько сил я тратил!
Иль в плен несчастью вы сдадитесь, как жалкий сброд, который спятил?
Я не позволю вам глумитьсянад честью доблестной моей!
Долой болезни, - устремиться пора к чреде счастливых дней!
За мной, друзья! В долину света, что соткана лишь из лучей,
в поля богатства, в царство лета, где бьёт живительный ручей!
В дверях притихшая орава вдруг издала победный крик:
- О, братья! Атаману - слава! И в тот, безумства полный, миг
я поняла, что не уеду из этих милых сердцу мест.
Вновь заболеть, предаться бреду, и пусть чума мой будет крест!
В зеркальной глади отразилась, вся в лаве огненной волос,
монахиня, преобразилась в сирену, а в глазах вопрос.
Как святотатственно прекрасна: в плаще искрящихся кудрей
сияет красота опасно, лишь тонкий шрамик у бровей.
О, обольстительные сети из нежных и волшебных чар!
Нет соблазнительней, чем эти - как мощный жреческий удар,
разящий сердце, дух и чувства, немыслимый, преступный лик,
и доводящий до безумства за мимолётный, краткий миг!
И взбунтовавшаяся воля моё терпенье прорвала:
смирения забыты роли, и скорби нет уж. О, хвала
Творцу! Лечу, как птица, на голос грозный, верь-не верь.
Как сердце бешено стучится - я гневно растворяю дверь:
- Мой атаман, тебя я встречу, хоть сотни раз и неправа,
но на призыв тебе отвечу: покуда шелестит трава,
а снег позёмкой серебристой со скользских льдов сбивает спесь,
и дремлет уж в реке лучистой - я не уйду, останусь здесь!
Вдруг, полный горького смятенья, я слышу крик - передо мной,
как образ жалкого виденья, рассыпав волосы волной,
восторженности не скрывая, (иль это зрения обман?) -
лицо слезами омывая, пал на колени Адриан!
Все замерли и в изумленьи лишились дара речи, но
в каком-то странном просветленьи, мне Адриан твердил одно:
- В плену томительных агоний я был, не видя никого,
а ты, как жертва злых ироний! Прошу прощенья твоего!
Я знала: люди сильной воли не притворяются, - они
открыты... Падаю я что ли?! Что делать мне? Мы не одни!
Слова его глупы, бессвязны, на смысл - надежды никакой...
А безрассудство так заразно! Прощай, душа! Прощай, покой!!
- Прости, прости! Прости, Марьяна!!! Твой шрам у глаз... Ты - Синтрапель!
Твой голос сладкий и медвяный, и нежный, будто бы свирель!
О, бред больной - тебя покинуть! Остаться здесь? И это бред...
Уйти, чтоб где-то вместе сгинуть? Марьяна! Дай же мне ответ!!!
Он то рыдал, а то смеялся... В глазах моих сгустилась мгла.
Молчу я... Адриан метался... К нему с трудом я подошла
и, просто, взяв его за руку, спросила: - Хочешь улететь?
Ведь здесь мы на земную муку Обречены с любовью тлеть.
И вновь чудеснейшая сила, как мощный воздуха поток,
на нас незримо опустилась, сплетаясь в трепетный виток.
Под вопли, крики, восклицанья мы, от восторга чуть дыша,
сплетая пальцы в воздаянье, взлетели, как Одна Душа.
Блаженно небо. Опаляли сердца нам жертвенным огнём
лучи, и сладость оставляли в Величье горьком и немом!
Теряя разум, мчались души всё дальше, выше, к облакам,
свивалась трепетней и туже связь с космосом. И к «берегам»
родным мы устремились жадно, любовь вела нас - яркий свет,
под музыку небес отрадных, и наш теряющийся след
застыл созвездьем. Адриан, в слезах счастливых задыхаясь,
о, восхитительный дурман, - в плен исступлению сдаваясь,
искрился в лучезарном свете. О, пытка святостью, она
начнётся в облачном рассвете и гармоничная волна
сольётся в тысячу аккордов мелодий чудных, неземных,
из сердца льющихся свободно. Вы, переливчатые сны!
Не с детства ль сказкой золотою, открыв мне мудрости врата,
пленяя дивной красотою, ты, совершенство - Простота,
моё чаруя вображенье, давала волю чудесам?
С преступной слабостью сраженье я выиграла. К небесам
мы, словно искры воспарили...
Эпилог
Любовь чудесная такая из века в век существовала,
но малодушные, алкая вкусить её, боясь обвала,
на бездны дно во мрак спускаясь, за сутью подлинной и вечной,
но в смертном страхе отрекались. Божественности бесконечной,
Любви святой предначертанья и многоликих отношений
страшатся бедные созданья! Но глупых, скучных утешений,
что превращают жизнь в рутину - вот их полёт к звезде свершений!
* * *
Но в мельтешенье дней убогих и удовольствий мимолётных
мы видим сон небес далёких... Из вспышек счастья искромётных.
В душе алмаз неогранённый сверкнёт, как солнце, и растает -
то духа свет неутолённый, животной плотью угнетённый,
на миг проснется и взыграет...
" О ты, святое приближенье Любви, страданьем закреплённой,
и трепетное восхожденье в мир грёз, восторгом напоённый!
Читающий, пускай пребудет благословение с тобою!
И дух твой жаркий не остудят порывы ветра над судьбою.
Летай, безумствуй дерзновенно, златую мудрость обрамляй
Любви лучами вдохновенно, добром свой разум просветляй!