« Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада...»
И. Б. - Рождественский романс
Идет в тоске необъяснимой
занудный дождик непрестанно,
и под зонтом, шагая мимо
манящих окон ресторанов,
спешат врачи, пенсионеры,
спешат кассиры, продавщицы,
у них спокойные манеры
и грустны лица.
Спешат поляки, греки следом,
спешат в очках китайцы, даже
спешат бомжи с велосипедом –
везут на нем свою поклажу,
бредут тоскливо, без оглядки,
и их движения неловки,
и топчет мокрую брусчатку
нога в кроссовке.
Старушка – божий одуванчик –
спешит, наряжена Снегуркой,
везет туристка чемоданчик,
в тоске необъяснимой турки,
спешат в колясках инвалиды,
спешат собаки, кошки, дети,
прически, маски и прикиды,
- как на паркете.
Под козырьком у синагоги
защитники детей еврейских
стоят в тоске, расставив ноги,
две пары юных полицейских,
сквозь дождь мерцают свечки в окнах,
спешат сеньоры и студенты,
и мерзнут на ветру, промокнув,
все монументы.
Летят от Майна и до Рейна
на север, юг, восток и запад
и пряный аромат глинтвейна,
и пряников медовый запах,
спешит красотка записная
под зонтиком к своей машине,
тоскливо шею изгибая,
как на картине.
Спешат в мехах тоскливо дамы,
бисексуалы и девицы,
несут дары для папы с мамой,
в руках торты, в помаде лица,
несут подарки для любимых,
спешат вкусить вина и хлеба,
чтобы беда промчалась мимо,
чтобы мирным становилось небо,
чтоб были мы верны надежде,
что Новый год не станет хуже,
чтоб было все хотя б как прежде,
а если нет, зачем он нужен?
Чтоб высыхали быстро слезы,
чтоб наши дети не боялись,
и наши худшие прогнозы
чтоб не сбывались.