В этой истории никогда не будет поставлена точка, но рассказать её хочется.
Выбирали мы лет десять назад в голой Донецкой степи промышленную площадку для строительства завода.
Ни большую, ни малую, а 18 гектаров.
Выбор промплощадки это дело сложное и во многом даже мистическое.
Сначала составляется список из 40-ка критериев для сравнения вариантов, обследуются топографические, геодезические и геологические карты, потом работа идёт на местности.
Наука гласит, что на финальной стадии нужно оставить два-три участка и принять решение – выбрать один из них.
То есть это похоже на выбор президента страны или невесты.
Мистика же в том, что учесть все детали крайне сложно, а уж окончательный выбор совершенно иррационален.
Бывает что-то вроде того, когда прямо на свадьбу приезжает тётя Лида из Воронежа и сообщает, что дед Григорий, когда умирал, строго-настрого заказал не брать невест из Дубовязовки.
Приехали!
Или недавно в Индии был случай на свадьбе. Оказалось, что жених не умеет читать и считать и невеста потребовала замену, получив брата жениха, потому что семьи давно уговорились, а в Индии жених с невестой до свадьбы видеться не должны.
Но вернусь в Донбасс.
Взять, к примеру, дороги. Казалось бы, возможны два состояния дорог – дороги есть и дорог нет.
Но важно учесть каковы эти дороги будут в период осенней распутицы и во время снежных заносов.
То есть, не может ли так случиться, что асфальтовая дорога осенью станет непроезжей из-за того, что на неё выезжают множество грузовиков с грунтовых дорог или не окажется ли так, что во время снежных заносов тебе самому придётся чистить 10 километров, потому что никому больше это не нужно?
Важнейший вопрос на Донбассе вода и промышленные стоки.
Казалось бы, пробури скважину - вот и вода, а уж сбросы-то на Донбассе совсем ерундовое дело – сбрасывай куда глаза глядят – хочешь в старую шахту, а хочешь – в ручей или речушку, которые и до тебя были цвета хаки.
Но не тут-то было!
Однажды мы трижды бурили до 100 метровой глубины, не попадая в подземный океан, который у гидрологов на карте был просто везде. Трижды бурить 100 метров это большие деньги и главное никто не знает, сколько ещё раз придётся бурить и куда делся этот чёртовый океан.
По сбросам, тоже неизвестно кого затопит ручеек где-нибудь за тридевять земель, а потом окажется, что ты своим притоком воды вызвал подмыв железнодорожной насыпи, где твои же вагоны теперь не проедут или подземная река, которую ты пополнил, затопит работающую шахту.
Другой фактор. Выбрали вы, допустим, площадку. Всё хорошо. А сколько процентов у коммунистов в местном поселковом совете, проверили?
Если 98 и так уже сто почти лет, то дела ваши плохи, потому что коммунисты согласуют вам всю документацию, но никогда, слышите – никогда не заключат с вами договор аренды земли больше чем на пять лет и ни один банк никогда не даст вам ни копейки в кредит.
Коммунисты, они потому коммунисты, что ждут наступления коммунизма, но они не дураки, чтобы взять вам и отказать – завод им очень даже пригодится, только без вас, когда Мессия придёт.
В Херсонской области в сельсоветах коммунистов нет – там аграрная партия заправляет, поэтому они просто отказывают вам и баста – нечего, мол, сельхозугодья портить заводами, а наши, донбасские, имеют особую идею.
Казалось бы, и те и другие пролетарии.
А вот же разница какова!
Одни уверены в вечности своего жизненного уклада, а другие – наоборот, ожидают конца света со дня на день.
Минимальный срок аренды земли по буржуйскому закону 5 лет. Получите!
Это только три фактора: дороги, вода и коммунисты, а их повторю сорок факторов этих.
Но я про тётю Лиду из Воронежа, которая в этот раз снова приехала.
Выбрали мы три конкурирующих участка по 20 гектаров, выехали на место, максимально всё учли и ткнули пальцем в небо, вернее – в землю.
Я даже залез на террикон, что категорически нельзя, чтобы сверху глянуть.
Вы представляете себе, как залезть на вершину террикона?
Они, между прочим, бывает, горят изнутри с температурой 800 градусов Цельсия, выделяя едкий дым, а бывает, ещё самопроизвольно взрываются, но это редко.
В общем, глянул я сверху на промплощадку, и увидел в голой безжизненной степи, но вблизи одинокий сарай под глиняной черепицей, а возле него мотоцикл с коляской.
Оказалось, что это хлев, где какой-то мужик держит полсотни коз.
Вокруг на пять километров ни души, ни деревца, вдали дорога и стоит в степи одинокий сарай.
Получилось, что мы соседи. Его сарай два метра до границы нашего участка. Потом уже выяснилось, что у мужика земля под сараем приватизирована под занятие скотоводством.
Мы даже сообразили, что с мужиком нужно побеседовать по душам – не возражает ли он?
И даже поговорили якобы с ним, и он вроде не возражал.
Но по закону положено было получить у соседа письменное согласие – без этого поселковый совет не имел права нам давать разрешение.
Но дал, потому что мы дали, причём даже не депутатам, а местной школе парты купили.
Парты в школу!!! В школе парт не было!
В умирающем посёлке, где дети уже не родятся, понимаете, парт в школе не было!
В 90-е, когда дети на Донбассе босые бегали и под каждым магазином стоял ребёнок и старуха, просящие купить им хлеба, дети у нас перестали родиться, а в нулевые случился бебби-бум.
В 90-е парты на дрова порубили, а в нулевые в посёлке десяток детей родился, а парт нет.
Так про мужика козовода забыли в горячке.
И вот пока мы оформляли свою землю под завод, проектировали и строили, мужик гонял стада своих коз через наш участок, а когда мы закончили и запустили завод, мужик пришёл к директору и предложил купить у него сарай за 100 тысяч долларов.
В тех краях за 100 тысяч долларов тогда можно было купить гостиницу на двести коек и ресторан на сотню посадочных мест со старой советской мебелью и остатками продуктов на кухне.
Мы посмеялись.
Мужик пришёл и показал нам черновик судебного иска, где его бесценный сарай и козы с учётом неполученной прибыли за 25 лет оценивались в 200 тысяч.
Мы посмеялись и предложили мужику построить ему сарай в любой точке донецкой степи, куда добегут его козы.
Мужик скрутил нам кукиш и пошёл в суд.
В нашем суде, известное дело, мужику сказали, чтобы нёс вперёд треть стоимости иска.
Мужик суду тоже кукиш скрутил и послал иск по почте.
Директор завода стал мужика пытать: «Ты скажи, мил человек, может быть, мы тебя в чём-то ущемили? Степь большая. Гоняй своих коз по другому маршруту, а мы и молочко можем у тебя покупать для рабочих. И вот же у нас две сотни людей теперь рядом с твоим сараем – тоже могут покупать. Чем тебе плохо?»
Воду и почву завод не отравляет – там очистка и компьютерная система контроля за 300 тысяч долларов. Современное производство с кондиционерами и системой очистки воздуха в цехах, территория под видеонаблюдением. Можно через Интернет глядеть из любой точки мира.
А мужик говорит: «Старый я уже стал. Хочу выйти из бизнеса, а передать дела некому – один я на свете».
Боже ты мой!
Кое-как уговорили его, чтобы иск отозвал – у него сосед был адвокат и помогал деду.
Но дело не в этом. Директор завода по-своему оказался прав, и дела у козовода немного поправились.
А тут война началась. Завод прекратил работу.
Сегодня говорил я с директором и вспомнил про стадо коз и мужика. Справился как дела.
Оказалось, что им всё нипочём. Гоняет коз и молоко возит на рынок. Опять же не все любят, но сегодня на Донбассе не до жиру и мясо тоже покупают.
Мне одно было непонятно – это ему приходится при любой погоде два-три раза в день мотаться на мотоцикле километров за десять.
А ну-ка покрутись!
Нет – поясняет директор – там собака. Она коз выводит на выпас и обратно приводит. Женщина из посёлка приезжает на дойку. Сена козам нужно на зиму мало – они очень даже на подножном корму могут зимовать.
Волков в степи не было, а теперь они к заводу тем более не подойдут.
До войны никому бы в голову не пришло коз воровать, а теперь на заводе вооружённая охрана.
Мужик им молочко носит и ладно.
По военному времени он даже стадо увеличил.
И чёрт его знает, кто кого переживёт в этом мире!
Оно и раньше было неизвестно, а теперь подавно.