Алексей Исаков
ЕДИНСТВЕННОЙ, КТО ЖДЁТ
Такая житейская история…
Предисловие к несостоявшейся книге.
Настоящий мужчина в беде,
не запивает.
Он начинает писать стихи.
Ролан Быков
В ноябре сорок первого, на Рыбачьем, молодой журналист, только что вернувшийся из двухнедельного разведрейда по немецким тылам на Кольском полуострове (корреспондент центральной газеты своевольно, без разрешения Москвы, упросил разведчиков взять его с собой), в переполненной землянке артиллеристов, прочитал написанное им накануне стихотворение.
Жди меня. И я вернусь,
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди.
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт.
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Тем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня.
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души.
Жди, и с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, те пусть
Скажут: повезло.
Не понять не ждавшим им
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил,
Будем знать только мы с тобой.
Просто ты умела ждать
Как никто другой.
Двадцатишестилетний майор с Большой Земли о самом главном, сумел сказать так, как думали почти все, только лучше и короче. Даже те, кого ждали только Мать, отец, братья и сёстры, переписывали стихотворение. И летели на большую землю треугольники писем с Гранитного Линкора.
В январе сорок второго стихи опубликовала газета «Правда». Журналист Красной Звезды Кирилл Симонов, стал всенародно известным поэтом Константином Симоновым.
Наша история не такая героическая. Человек, носивший милицейские погоны, попал за решётку. Говорят, нет дыма без огня. Но в наше смутное время иногда так дымят...
Срок пророчили немалый. Нары, тюрьма, баланда, параша. Рухнуло всё, ради чего жил, во что верилось до этого. Дома жена - как обухом по голове, дети, без средств, без помощи. Единственное, святое - за воротами. Жизнь, ради которой стоит жить, чтобы вернуться, стоит терпеть, бороться, стоит всё перенести…
Война и вершина славы, тюрьма и дно социальной ямы. Ситуации, на первый взгляд, казалось бы, несравнимые. Но и времена несхожие. Время великих испытаний – время героев. Время революции лавочников и уголовников - смутное время. Время пустых жертв и великих несправедливостей. Разные времена – разные песни.
Но между войной, где смертью платят за чьи-то амбиции, ошибки или преступления, и тюрьмой, куда ты попадаешь по своей дурости, просчёту или по чужому злому умыслу, разница, на мой взгляд, в сущности, не такая и большая. И то, и другое – пусть и полярные, но вынужденные состояния, следствие глупости человеческой.
Поэта любимая женщина не дождалась. Когда читались стихи в землянке, у неё уже был другой. Моего героя и автора ждали и дождались.
Хочешь - не хочешь, но многое вокруг нас и с нами вершится по неписаным и не всегда лучшим законам человеческого бытия. Хорошо быть творцом, свидетелем в истории, но плохо, когда историю творят, и дурно творят, над тобой. Вот тогда-то особенно больно. У каждого боль своя. Котёнку тоже больно.
Как всё начинается? У Хемингуэя есть рассказ «Как стать писателем». По его мнению, чтобы стать, надо в детстве крупно потерять. Мать. Отца. Любимого человека. Свободу, для кого она представляет ценность.
Конечно, не забудем о главном. Что-то должно быть изначально, от Бога: талант, «гены». Может проявится, а может, и нет. Бывает и так, человек жизнь проживёт - ничего про себя не узнает. Нужен толчок.
Потерять. Или крепко пострадать. Это уже больше по Горькому. Первый раз, значительно, с ритуалом, Алёша Пешков, получил от деда, когда выкрасил во все цвета радуги бабушкину лучшую белую скатерть. Заслужил – получил, справедливо, и особо не страдал. Через несколько лет хозяйка, у которой он был «в людях», отодрала его пуком лучины за распаянный самовар, в общем-то тоже, справедливо. Но, без меры. Самовара хозяйке жаль было. В больнице долго вытаскивали занозы из спины. И потом, лёжа на животе, с изодранной, замазанной йодом спиной маленький Алёша Пешков впервые почувствовал себя «человеком с содранной кожей». Нечто сверхчувствительное.
Боль. Ещё через несколько лет, уже повзрослев, Алексей Пешков вздумал стреляться. Это уже от любви. Провалялся в больнице с простреленным лёгким. Вышел с туберкулёзом. И решил, как бы не было больно, жизнь всё-таки стоит того, чтобы жить.
Боль боли рознь. Если боль только за себя, ничего кроме саморазрушения и страдания близким, эта боль не принесёт. Боль, побуждающая к творчеству, – это сродни боли Достоевского, сначала, приговорённого к смерти на эшафоте, потом, помилованного - на каторге: боль «Раненого сердца»…
Ближе и понятнее нам, боль Верещагина – Павла Луспекаева, мне трудно отделять актёра от его героя, из «Белого солнца пустыни»: «…за державу обидно». Такая боль и воспитывает и подвигает на созидание.
На мой взгляд, да и не только на мой, страсть к писательству – это действительно страсть, подобна болезни. Как у Пушкина: «Пишу, потому что не могу не писать. Печатаюсь ради денег».
«Болея», точнее, бумагу пачкая, помни: «Мысль изречённая – есть ложь». Так сказал один из мудрейших. Как бы мы ни старались, отражая в своём кривом, не всегда ясном зеркале сознания события этого мира, мы искажаем, поневоле обманываем себя. А когда пытаемся своё, даже заветное, донести до другого, тем более. Вольно или невольно, мы обманываем других.
И, тем не менее, если сказано в рифму, и непрофессионалом, значит, пережито, значит прочувствовано. Значит - от души. О качестве стиха я не говорю.
Прочитаем,Читатель. Разберёмся. Василий Овчинников, июнь 2003
ЕДИНСТВЕННОЙ,
КТО ЖДЁТ
Дорогая, любимая и единственная!
Сегодня, 13 мая, второй день знакомлюсь с делом. Дело полностью сфабриковано, подсунуты лжесвидетели. Доказать невиновность тяжело. Точнее невозможно. Я, моя родная, настроил себя на пять лет тюрьмы. Но ты не переживай и не волнуйся. Я выдержу всё, потому что люблю тебя. Ты для меня – жизнь. Я только ради тебя прощаю своих врагов. Пусть нас рассудит Бог. Всё-таки он есть. Я не жалею ни о чём. То время, что я провёл и проведу в зоне, это не пустые дни. Пустые дни – без смысла, сути, без печали. Горе и беды я пройду и перенесу терпеливо, не теряя достоинства.
Кто-то сказал «жизнь полна иллюзий (поначалу), но, чем дальше по ней идёшь, тем меньше их становится». Не сразу начинаешь понимать, что обман, подлость, ложь часто выбирают для себя дружеские обличия. Следователь Кириллов пообещал мне пять лет. Говорит, что с судом всё будет согласовано и, чтобы я собирался в Нижний Тагил.
Поверь, меня не пугает ничто. В этой жизни я устал бояться. Оставаться в тюрьме я не буду. Я не смогу строить новую тюрьму или работать в обслуге. Попробую уйти на Крюки. Это не так далеко.
Следователь Кириллов. У него нет ни идейности, ни убеждённости, что он искренне борется с врагами. Так и легче. Такие люди никогда не прозревают до конца, но всегда благополучно дорабатывают до пенсии. Они не высказывают своего мнения, заведомо не верят человеку, стараясь изобличить его в том, чего не было. Любыми способами. Я тебе уже писал, что он напоминает мне осла, скрещённого с коброй. Странный. Но не такой уж и редкий в наших органах симбиоз…
Дарю тебе эти стихи. Все они «сырые». Но обрабатывать, «сушить», шлифовать не хочется. Пусть будут такие, какие родились. Какой и я сейчас.
Ешё раз целую, Солнышко моё.
Твой Алексей.
Оленька! Любимая моя! Не вешай носик. Будь умницей. Береги детей. Я всегда с тобой. Люблю и верю в тебя. Жизнь на этой запятой не заканчивается. Пройдёт время, и мы будем вместе. Спасибо тебе за то, что ты есть у меня. Не замыкайся в себе. Езди в церковь. Поговори с Татьяной Константиновной. Она очень хороший человек. Держитесь дружно, пока меня нет. Думаю, ребята помогут, и сочувствием, словом добрым, и деньгами и делом. Не скучай! Берегите себя. Без тебя, близких жизнь – блеф, теряет смысл. Помни, что я дышу и живу только вами! Целую тебя, всю, без конца. Обнимаю.
Твой муж.
13.05.97
И, целая тетрадь стихов. Директор Лёха, увидев результаты моих литературных опытов, захотел поиметь книжку и своих стихов. Подогнал тетрадь:
- Васильич, Отредактируй.
Начал я резво. Не только перепечатывать. Но и приглаживать. А потом заклинило. Не мой стиль. Не мои мысли. В конце концов, Лёха, убедившись, что дело не пошло, забрал от меня тетрадь. Но что-то осталось.
***
Прости меня, Любимая, прости.
Так получилось. Пусть не судят люди.
Несём свой крест – от зависти и лжи,
И только Богу ясно, что как будет.
Со мною ты…
Я не один и каждому из нас
Чего-то в этой жизни не хватает,
Кому друзей, кому- то нежных глаз,
Кто не нашёл – не потеряет.
Мои мечты…
Пусть кружат письма, выпускаю их
Как голубей из тёмной ржавой клетки
Моя любовь пусть остаётся в них
А ты пришли мне лист с осенней ветки.
Люби меня…
***
Любимая, Родная, ночь настала.
Все мысли о тебе и о судьбе.
Мой сон сегодня осень расстреляла –
Живу в Надежде, Вере и борьбе.
Не жмись за дверью, жалкое созданье.
Твой рок очерчен – двадцать лет в тюрьме,
А внукам скажешь в оправданье,
Что воевал в Кабуле иль в Чечне.
Не бойся, жди меня! Наручники, решётки
Не сломят силу воли и любви.
Боятся пусть иуды и подонки
Настанет час расплаты.
Ты же жди!
Мой ангел. Мой хранитель. Я целую
Твоё лицо, целую руки, грудь.
Я в этой жизни в сотый раз рискую,
Но ты меня, родная, не забудь!
Уйдут обиды, горести, печали,
Мы будем вместе, пусть пройдут года.
Менты мне, суки, волю растоптали,
Но я с тобою, милая, всегда!
***
Почему сдают – продают,
Почему дело шьют. И ждут.
Судьба моя, конечно, не красавица.
Через решетку солнце скупо улыбается.
Менты нас посадить пытаются,
Подонки, зря они стараются.
На воле суки улыбаются
Не при делах, и даже как стесняются.
Почему нет - кругом стукачи.
Почему нет – скули иль рычи.
Никому дела нет, и не жди.
А братве – лишь самой до жратвы…
Братва… Менты… Мой отец был мент. Точнее, чекист. Мой брат мент. Следователь. Кому то и в дерьме копаться надо… И Лёхино деланое, в словах, презрение к ментам я принять не могу. Человек очень трудно «меняет кожу», даже если она порядком ободрана. Редко кому из Савла удаётся превратиться в Павла. Чаще самому не разобраться, кто же ты есть на этой земле? Отсюда раздвоенность… И не только Лёхина.
Но мы сошлись. «Мент менту рознь,» – уточнил Лёха.
***
ЗОНА
Я видел зону с двух сторон забора,
Колючки, чёрных, грязных стен.
Там каждый день я связан был с законом
И беззаконьем вскрытых мойкой вен.
Там было ясно всё –
Статьи. Срока…
Попал сюда я первый раз
И понял, что такое стены.
Здесь никого никто не пас.
Здесь мата нет, не режут вены.
Здесь не стучат, не год сидят,
Не лезут в душу. И поныне
Плюют на страх, на срок в годах –
Ментам не спрятать нас в могилы.
Я понял, что такое жизнь.
Я сбросил маску, плюнул в звёзды.
Петрович мне сказал «Держись!
Им отольются близких слёзы.»
Здесь жизнь бурлит, как тот родник
Что оживляет в душах веру.
С 58-й никто не спит,
Нас не поставят на колени!
И знайте, трусы, стукачи,
Придёт, наступит час расплаты.
И не помогут вам менты,
Как бы вы не были богаты!
***
В Новый год у нас горели свечи,
Улыбалась маленькая ёлка.
Вспоминал тебя в морозный вечер
Все пять лет я прокрутил как плёнку.
С каждым днём любовь моя сильнее
Подлецам её не расстрелять.
Разлучить нас время не сумеет –
Сплетнями любовь не разорвать.
Ты не слушай их, моя Родная.
За очки не спрячешь подлых глаз.
Ложь для них, считай, святая –
Отожралась на подачках мразь.
Водку пьют цыганские бароны
Упиваясь зеленью банкнот.
И сажают в тюрьмы неугодных,
Кто по их указке не живёт.