...никогда мне не признавался, что он сошел с ума; а, напротив, уверял меня, что если доктора и смотрители желтого дома не безумные, так по одному упрямству и злобе не хотят видеть, что у него вместо правой ноги отличная гитара.
Вечер на Хопре. Загоскин
***
Пар из форточки и бахрома из снега,
на карнизе ледяной настил –
осень, кажется, готова для побега
из застенок кляуз и чернил.
На затылке осени два следа
лета шебутного и зимы,
пара ножевых весны-соседа
и воспоминания кутерьмы.
Горизонт расколот пеклом неба
пополам в закате, диск луны
бодрствует без зрелища и хлеба
краеугольной черной пустоты.
В пересохшем горле парка иней,
свет холодный холостых квартир,
в тупике пустынном раструб линий
компаса теряет ориентир.
За чертой декабрь забыл о сыне –
ноябре. Жестокий мужий мир.
Говорят, греха хуже гордыни
не было, и я его кумир.
Пес незрячий воет от обиды,
лиру потерял свою сатир,
кто-то ковыляет с панихиды,
кто-то в карты проиграл мундир,
и зрачок сужается разбитый
фонаря троллейбуса, и пир
подошел к концу, и сон забытый,
словно гость, покинул свой трактир...
В желтом доме Мастер спит небритый,
он не видел в зеркале морщин –
в желтом доме нет зеркал, все квиты:
что не гражданин, то – господин.
В ноябре, как в желтом доме, сыты
тишиной любви и глух ей гимн:
постаревший Мастер Маргариты
не дождется.
Он умрет один.
29 ноября 2015 года