Лет на сто хотелось бы вперёд взглянуть,
Чтоб написать о будущем поэму,
А после настоящее вернуть,
Стать Нострадамусом для всех или пророком древним.
Но это путешествие занятное
Лишь напряжением ума нам суждено.
Не верит очевидное в невероятное,
Хотя невероятно очевидное само.
И если всё таки когда-нибуть настанет
Такое время, - путешествовать через года,
То для людей оно спасением от бед не станет,
Скорей появится другая с ним беда.
Чужое будет всё вокруг: и люди и законы жизни,
И если ты не знал, то и не знай,
Что значит быть чужим в своей Отчизне,-
Не будет это путешествие в счастливый рай.
Боюсь закрепощённей станет человек,
Душой бесчувственней и в мыслях низок,
Боюсь любовь, добро и милосердие уйдут навек,
Или психических болезней человечества пополнят список.
Закроют лица маски виртуальные,
Глаза в пространства устремив,
Где призрачные тени интереснее реальной жизни,
Забудут как прекрасен и велик природы мир, -
Мир виртуальный станет и родней и ближе.
Такое в мыслях не захочешь представлять,
Тем более в него стремиться и попасть.
И, несмотря на сказочный технический прогресс,
Такое будущее наяву и в мыслях посетив,
Я получил бы непременно стресс,
От ожидания подобных перспектив.
Так может хорошо, что будущее навсегда закрыто,
Не суждено нам никогда узнать,
Пусть будет для тебя оно тропой забытой, -
Не надо распечатывать запретную печать.
Другие люди там, другие там названия,
И воздух окружающей эпохи незнаком.
Другие ты питал мечты и ожидания,
Но оказался с ними простаком.
Доступней времена, которые мы лучше знаем
ПО книгам историческим и можем повторить
Их назидания в преданиям, которым доверяем,
Но откровениями станут, если вновь их посетить.
Из книг мы достоверно не узнаем,
Кто первым научился письмена читать,
По свиткам, берестовым грамотам, дощечкам изучаем:
Кто научился года в три, кто в семь, кто в пять.
И с той поры доступное величие в словах приемля
Мы стали письменною мыслью землю населять,
Вначале детской,- непричёсанной и древней,
В которой не утрачена с резцом и глиной связь.
Рассказывать в словах о бранных спорах,
Которые нередко были меж людьми.
Богами становились грозные герои,
И населялась жизнь небес, - земной сродни.
Поэты и философы как дети
Упорно жизнью стали на вопросы отвечать,
А если их не замечали и вопросы эти
На площадях готовы были прокричать:
"Я свободный раб, и мне дозволено
Говорить лишь то, что слышать от меня хотят,
Я свободой мира заневоленный,
Мне другой свободы не простят"
И узы с миром разорвав, почти пророчества
Непонимающей толпе высказывали на виду,
Или тому, кто в царском облачении, но тоже одиночеству:
" Не вижу солнца света я. Я солнце жду."
Когда бы на такие выходки решился
Сейчас какой-нибудь философ и мудрец,
Он в сумасшедшем доме сразу очутился,
И так нашёл бесславных дней конец.
Распахнута для солнца, моря, странствий, нового, - земля,
Где жили среди запаха оливок и прибоя как семья
Платон, Евклид, Гомер и Пифагор ..., -
Все, кто составил нам Олимп земных богов.
Но большинству сограждан на дела их было наплевать.
За важностью своих забот не собирались никогда вникать
В их никому не нужные ума уловки,
Другие были злы на "праздность" их как волки.
Пройдут века, их по-другому будут вспоминать,
Но не изменит время суть вещей, а только преумножит,
Кто для того живёт, чтоб потреблять,
Кому благополучие своё всего дороже.
Наш мир таков, каким мы видим для себя его,
Но остаётся тем, что по закону меры
В нём принимает смыслом жизни большинство,
И не поможет меньшинства неистовая вера.
Тот счастлив у кого заветная мечта
Не знает раздражающих сомнений,
Кого ведёт по жизни высота,
Что ищет совершенства откровений.
И может лучший тот из всех прожитых дней,
В котором вдохновлял гармонией и смыслом Аполлон эгейский.
И словно юный гений, что гулял под пологом ветвей
Бродил и я среди садов ликейских.