Навеяно океаном

Олег Стёртый
РАМОККИА

ТТ ПОЧТМЕЙСТЕРА

ТОЛСТАЯ ТЕТРАДЬ. ПИСЬМА В НИКУДА

Тема № 12.  НАВЕЯНО ОКЕАНОМ

С О Д Е Р Ж А Н И Е

***Затянуло рваной шалью звёзды... 132
Реквием по кораблям 132
«Курск» 132
Исповедь мичмана 133
Он – вол словно... 133
Мамин сын 134
Проводница Ассоль 134.
*** Ночью и днём не думай о том... 134
Барк 135
Полип 135
Полинезия 135
Старпом 135
O, mamma mia! 135   
Он и Океан 135
Робинзон 136
«Тайны мира» 136
Будет Вам 137
Апокалипсис 137
Боли Гомера 138 
Тост 138
Тартуга 138
Тур «Тропы Гаити» 138               
Ладья... 138
Корсара срок 139
Он 139
Ока. Старик... 139
Плоско 139
Кок 139
***Ты так хотела... 140
Командор 140
Агония огней 140   


*    *    *               
Затянуло рваной шалью звёзды.
Сквозь просвет в материи луна
выследила с чёрного погоста
шхуну у Большого Валуна.

Океан – в моём  воображении.
То – не шхуна, а картонный коробок.
И душа моя... что в бездне – отраженье
спутника, сгоревшего не в срок!

    Реквием по кораблям
Кораблям, не вернувшимся в гавань,
не увидеть печальные лица
матерей, им ракушечный саван
не позволит с причалом проститься.

Кораблям, не вернувшимся в гавань,
не разрезать кормою волну,
не услышать прощальное «амен», –
их навек приковало ко дну.

Кораблям, не вернувшимся в гавань,
от девятого вала нет стресса:
альтруисты они и задаром
океан наводнили железом.
            
«Курск»
(в перевёртышах)
А на -
колото – до... Толок
потоп
кармой  – Ф.И.О. Мрак...

   Исповедь мичмана
Она сказала, что больна, диагноз – верный, 
что им – не стоит, ей отпущено – немного.
Исчезла с горизонта каравеллой, –
ему же – в «автономку» на полгода.

Горел отсек, в живых остался чудом,
врачи спасли, но внешность изменилась, –
он сходство приобрёл с воскресшим трупом,
а вот она (он так почувствовал) – светилась!

Случайно встретились на перекрёстке.
По голосу определил... Ну, что сказать?..
Он весь заросший был, в очках и с тросткой.
Да не смогла б она его узнать!

Сказал, что чуткая, перевела через дорогу.
Потом ушла с другим тем... И как быть?
Он снял очки... Да, видимо, слепого
прозреньем жизнь не сможет удивить...

И мичман снова попросил налить...
Открыл я... Ещё одну... Он молча взял стакан –
и залпом опрокинул. Океан,
и тот не смог бы с ног его свалить!..

Он – вол словно...
(в перевёртышах)
А морями, имя Рома
вымыв,
лавры рвал?!
Жилы! Мыл «ИЖ»
он у сёл в лесу, но
весь – в ламу – думал всё... В
роке – декор
каков?! И во как!
И бед – условно... Он – вол судеб... И
на лугу – лань...

Мамин сын
(в перевёртышах)
Тут
ищешь и
там Мат-
рён, Ев, Венер,
Марь, Дарь... А драм -
ма... «Мам!
Ма!! Вам –
как?!»

   Проводница Ассоль
Посмотри же в глаза,
ответь на немой вопрос:
воскрешает траву роса
чьих слёз?

Бьют ключи, ручьи
размывают соль
по щекам. Горячи
чувства  Ассоль.

Не спасёт стук колёс,
парусам не помочь,
когда в океан слёз
погружается ночь...

*    *    *
Ночью и днём не думай о том,
что тебя ждёт в пути...
Молнии, гром, под звёздами дом,
преград частокол впереди...

Есть силы – иди, нет их – иди:
привалы опасны в пути (ты учти!).

А если дорога обводит моря –
Быстрей на керкур, доставай якоря,
парус – ветрам, кувшин – для друзей,
странствиям – сердце. Вперёд, Одиссей!

   Барк
  (оборотень)
Во, как «лав» тонет барк «ЛАВ»!           Вал краб те нот (вал каков!).

  Полип
Ввысь!
Там небо пенное,
косяки голодных рыб.
Вниз!
Кораллы с зеленью...
Прилип
полип
и влип!..

  Полинезия
Пекла пироги.
ПЕкло. ПирОги.
Пальмы. Песок.
«PALL MALL». Поясок...

Старпом
Пом. – стар,
      как
  сам порт...

  O, mamma mia!
Обречённо
отрешённо
он
обойдя остров
остановил...

     Он и океан
Он прожил жизнь на берегу океана.
Рыбу ловил, слушал дыхание прибоя.
Оставляя следы на песке, рано
вставал... Созерцая рассвет,
умывался бегущей волною,
позабыв, откуда он, сколько лет
провёл наедине с собою.
Почти не плавал в челноке.
С тех пор, как брамсель шхуны               
прибило к берегу, описывал в дневнике
дни одиночества, подаренные лагуне.
Он и окна лачуги смотрели на океан,
сотрясающий воображение своей бескрайностью.
Запертый в кругу острова, отшельник не унывал,
вёл хозяйство, не вдавался в крайности.
Пил воду дождя, по ночам,
греясь у костра, смотрел на звёзды,
предавался мечтаньям. Океан
беседовал с ним на языке ветра с «оста».
Океан отнял прошлое, друзей,
не подавал надежд на возвращение.
Ветер ниоткуда не приносил вестей.
океан не прощал и не просил прощения.
Однажды, почувствовав, что сочтены
дни одиночества в лагуне,
отплыл старик при свете луны
к рифам – кладбищу-шхуне,               
чтобы проститься с друзьями,
и не вернулся. А нами 
прочитан его дневник –
история ещё одной жизни.
Умер старик,
но жив океан, живут мысли...

Робинзон
(в перевёртышах)
– А гори пирога,
Рима мир,
доход
тот!
Тута мёд Эдема, тут!..

«Тайны мира»
(анаграмма)
Ай, мантры и       рай ты нам... И       «мани»... Ай, рты...     Ай, мани рты!..

    Будет Вам
Жизнь на Земле посеял высший разум...
УБОРОЧНАЯ

Апокалипсис
 
                Бог свесил из ванной мочало.
                Над Миром нависло начало...

Земля покоилась на божьих трёх китах.               
Ничто не предвещало катастрофы.
И яйца куриц, змей да черепах
не поучали...  Там строфы
мудрости не тлели на кострах,
полёт стрелы не прерывал полёта дрофы,
и девицы гадали при свечах,
молился грешник у своей «Голгофы»,
детей отцы носили на плечах,
а матери им пели песни... Но, увы,
мозг человечества не благородил страх
за день грядущий... Цивилизация, с огнём
играя, пошла взбираться по спирали,
неся червивые плоды, стирая
грань между добром и злом.
И Судный день настал,
да каяться уж было поздно.
И потому,
что небо задохнулось гарью,
и перестал быть океаном океан,
и вечная зима сменила лето,
не рубцевались швы на ранах
у точки Мира с именем Земля.
Всё кончилось для тварей и людей.
И панцири гигантских черепах,
как черепа мыслителей,
глазницами уставились на звёзды.
Остановилось время на мгновенье,
чтоб вынести последний приговор
и привести последний в исполненье:
Земля баюкала мутантов на руках
и опускалась в Океан Забвенья...
(Всё по спирали так...
               придёт и наше время...)

Боли Гомера   
(анаграмма)
А море гибло!..

Тост
(в перевёртышах)
Кортеса пасёт рок
Америки. Рема –
Рима... «За мир!»

Тартуга
(перевёртыш)
Корсара срок, аки срок тяну. Мечту тут чем унять, Корсика?.. Корь, Сара, срок ... 
               
Тур «Тропы Гаити»
(анаграмма)
Пираты Тортуги...         То – пиар-игры тут!

Ладья...
(в перевёртышах)
– Какие реи? Как
их и
тут?
Как,
Отче, что
ещё?
Отче, меч-то
зачем? Меча 3
имеем и
ещё –
море... Ром
течёт...
И лимана мили...
Мы. Быт
тот...
Корсара срок
летел!..

Корсара срок...
(в перевёртышах)
«Корсару, ура, срок!» –
Кок.
Корсара срок...
Кок – скок!
Кок: «Чих! Хичкок,
сколько о’клок1-с?»
------------------------------------------------
1) o’clock– англ. «Который час?»

Он
(в перевёртышах)
Еле да на деле
тут
он ещё... Но
оно
то вот
тут
то вот
как?!.

Ока. Старик.               
(анаграмма)
–Тоска, Кира, Коста-Рика...              Как сирота – три какао-с!
            
   Плоско
Полоска
Полоскал
Пола оскал

   Кок
   (в перевёртышах)
Ох, и лихо
вёл!.. Хлев
тут.
Унёс к сену
её...
Но лунь, как скакнул он,
тут,
ну, лунь
тот...
Луна... Кок... С кока – нуль!..

*    *    *
Ты так хотела.
Мир перевернулся.
Кап-кап сосульки.
Капаем покамест.
Ах, ледозвон!
Я – кэп.
Пока!
 
    Командор               
   (в перевёртышах)
Командора народ намок.
Как тут? Как?!
А наври «нирвана!»
и жди Фиджи?!
«Материк Аллаха Хала-Кире – там!..»

 Агония огней
(Больная поэма)

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который
долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою...
Гомер
Огонь  – идея Единого!
Автор
             I
Ночь. Завыванье вьюги за окном.
«А днём поди-ка оттепель...»
«Прослушал. Ты о чём?»
«Капель... О том...   
погода, как и люди, переменчива...
Вот, чувствует... Ты не простужен? Чаю?»
На свет, беседе не мешая,
слетались хлопья-мотыльки.
И с рамы, как со скрипки
Страдивари, «си» сорвалось...
Нет... Почудилось?!
«Ты спать иди...»
Прикосновение к плечу руки…
 По раме, стёклам ли
               то ль ангелы, то ль птицы
                забили крыльями
                эпилепти-
                чес-
                ки...
                II
«Что пульс?» «Едва-едва...» «Вколи ещё укол!»
«К торцу подъехать?» «Да! В четвёртую... На стол!»
                III
 «Дон Командор, очнитесь!» Ночь. Огни...
«Да что случилось?» «Командор, просили,
чтоб разбудил, как мимо той земли
плыть будем. Али Вы забыли?»

«Да-да милейший... Уж ступай, я сам».
Фернан де Магальянш взошёл на мостик.
Вдоль берега пылали тут и там
костры... Дым поднимался к звёздам...

«Земля огня», – подумал Магеллан.
И в паруса ударил ветер с «оста».
                IV
«Как наш больной?» «Всё бредит». «И о чём?»
«Об островах каких-то, океанах...»
«Хотите бренди?» «Можно». «Кабачком
заешьте». «Да, шеф... и что  странно –
он там в припадке головой об пол
изрядно... Бредит Магелланом!»
 «Магелланом? Что ли, округ света
наш пациент?» «Ну, не совсем... он это...
при нём там... летописцем Пигафеттой».
                V
«Скажи, Антонио, сколько уж ночей
не спал ты и о чём всё пишешь?»
«Да есть ещё вот дюжина свечей...
Я остров описал. О том, как вышли
из бухты, погрузились в Океан, что тише
(пока что) мыши...
О том, что недостаточно харчей,
что неизвестность впереди... Благо Всевышний
ещё на нашей стороне, дон Командор, но чей-
то голос (не Его ли, свыше?)
мне давеча шептал: ждут голод, перезвон мечей,
скитания, что у Одиссея. Вы же...»
«Не продолжай. Достаточно речей...
Всмотрись... Там, в небе, – линия-ручей
и две туманности, что облака...
Нет над Испанией и иже с ней, – 
Италией твоей,
таких!.. Полшара обогнули мы пока...
А ты – пиши... То – для потомков. Им – видней!..»
                VI
«Три месяца и двадцать дней
под пыткой голода... Питались сухарями,
вернее, пылью, смешанной с червями,
гниль пили... Часть людей
цинга сгубила... Ели
воловьи кожи, покрывающие реи,
(крыс уж не помню-то когда...),
древесные опилки... Вам об этом,
свидетельствую я, А. Пигафетта».
                VII
6 марта. (На исходе дня.)
«Смотрите, командор, земля...»
«Земля!!»
                VIII
 «Ну, что у Вас?» «Да в общем, прибывает 
к нам пациентов, а не убывает...
Вот на обед без мяса щи, капуста,
 та – с запашком... Эфира нет. Не густо
с тем и с этим... А на складе пусто!
Прорвало батарею в приёмной, замерзают.
Один больной так и упал.  Мы еле – в чувства...
В клозете, что на верхнем, дух витает
такой, что и на нижних...» «Вы опять о грустном?
Вчера на совещании был. С меня хватает!
Уж лучше отобедайте подустом.
Вот рюмки и пол-литра  “Полёт Руста”».
 «Поди Германская?» «А шут их знает!»
«Совместная, здесь  разливают...»
«А пациент наш, как его по-русски...
Пифагоро, Фигапета?» «Пигафетта!
Позволите?» «Берите сигарету».
«Он всё ещё того... Там пребывает!»
                IX
 «...Разбойничьи то были острова.
И сотни лодок с воинами нас обступили.
Островитяне, радуясь, что детвора,
вскарабкались  на палубу. Добра-то
нашего набрали. Погрузили
в свои посудины (и шлюпку прихватили!).
И с песнею (дикарскою) уплыли…
Мы ж, в своё спасение не веря, до утра
в себя всё приходили…
А утром, ружья прихватив, сошли на берег...
                X
...15 марта. Видим острова.
Молуккские? Пожалуй, нет...
Какая тут высокая трава...
...Попали в шторм.  Ох, было бед...»
                XI
«Антонио, что же ты во мраке
и без свечи?» «Да вот пишу... В Малакке
раба купили Вы – Энрике, года три тому...
Уж островов мы обошли – не счесть,
а этот – по всему видать, что родиной ему,
плюс купцов арабских встретили... А по сему
выходит, круг замкнулся, Ваша честь?!»
«Ты прав, Антонио, и не прав – флотилия
викторию отметит, но в Севилье!»
                XII
«Что скажете, коллега?» «Вот отчёт
квартальный отделения...»
«Присаживайтесь... Это – подождёт.
Ну, как там наш больной, как настроение?»
«Пришёл в себя. Но, с позволения,
 босс, спрошу, что так печёт?
 Не депутат, не толстосум он да не гений. –
Я по палатам всех наперечёт!»
«Скажу по правде Вам, с его женою
(первою) мы однокашники и видимся порою...
Ну, так сказать, держу и свой отчёт...»
«Понятно. Что ж... Так вот, наш  «Пигафетта»…
(«шмырк», платок в карман) я думаю до лета
мы выпишем его...»
«Дать сигарету?»
«Спасибо!  Хоть он и того...»
«А Вы не тороп;тесь... Тут она
не к месту, спешка... Это – не тюрьма.
Пусть полежит, подлечим... Вам вина?»
«Спасибо». «Ну, давай до дна!»
                XIII
«Эй, молодой, ну как ты там, в порядке?»
«Да, вроде...» «Не пройтись ли для разрядки
по коридору? Утром – никого,
на вахте дрыхнут,  дышится легко...»
«Давно Вы тут?» «Без малого – два года
здесь... «Мерси» – народу
и самому гуманному, да не в угоду...
...Смекаешь?» «Да, пожалуй, кой-чего…
Я – с января... А гляньте-ка, погода
там, за окном, весенняя, ручьи, грачи...»
«Вы слышали, дверь хлопнула?!» «Врачи!»
                XIV
 «Ну-с... Что Вам нынче снилось?» «Магеллан...»
«А поконкретней?» «Гибель Магеллана...»
«Что ж, продолжайте!» «...Раненным упал
на берегу...» «Так... Ну же, Вы о главном!»
«...от дротиков и стрел...
...и взгляд его... Он так смотрел...»
«Так, так... Придерживайтесь темы!»
«Успели ль в лодки все мы...»
«Что далее-то было с ним и с Вами?»
«С нами? Смутно так... Местами...
 Его же дикари те добивали тесаками...»
                XV
«Войдите! Что у Вас там?» «Заявление!
Недельки б на две в отпуск...» «Не вопрос!
Как обстоят дела в подразделении?»
«Да всё в порядке! Мне бы купорос...»
«Что купорос?» «Он в дефицит ушёл... Достать бы!
Сады цветут божественно, что  свадьбы,
а у тестя теплицы чайных роз...»
«Решаемо! А как там «Пигафетта?»
«Как, шеф, договорились, – на всё лето...
Да я б его и так не отпустил!
В депрессии. А колем... Загрустил...
Как отойдёт, то пишет целый день,
без перерыва, наш «Хемингуэй».
Возьмите это вот...
Прочтите на досуге, коль не лень».
                XVI
«...Метель, метель, мела метель.
Неистово. Ночь, день, ночь, день.
И снова в ночь – мела, мела.
Засыпала проспект, дома..
Под толщей: арки и сады,
собаки, люди, я и ты.
Остановиться не могла
и всё мела, мела, мела...
Сугробы те – под купола.
Метель, она сошла с ума,
похоронив всё на корню:
цивилизацию, тюрьму...
И день и ночь, и всех и вся.
Уж никого спасти нельзя
и некому... А те огни,
что в небе, были холодны...
А всё беснуется метель, –
Врата Господние – с петель, –
и Вечность пронеслась, что день...»