"Зло - точильный камень, на котором достигает совершенства меч добродетели..."
Буддистский монах
Где в вечном споре мрак с рассветом,
трепещет вьюн волной отрадной,
где зеленеет знойным летом
мой лес, и гроздью виноградной,
я каждый вечер услаждён,
там в поединке жесточайшем,
что ревностию порождён,
в речей восторге величайшем,
томлении любовных мук
прекрасный Ангел с Дьяволицей
решали, чей же я супруг –
мне это грезится иль снится?
Я, ослеплённый красотой
очей огромных, недоступной
густой и яростной игрой
кудрей феерии преступной,
что в чёрном блеске до колен
ползёт, струясь и извиваясь,
а пурпур ярких губ – мой плен.
Но искушенью не сдаваясь,
я образ созерцал другой,
почти бесплотный и небесный,
черты изящны, бровь дугой,
а взгляд глубокий и прелестный.
Её глаза – лазурный блик,
скрывают таинства Вселенной…
Я колебался. Жуткий миг!
Любовью верной, неизменной.
меня б мой ангел одарил!
О, белых локонов круженье!
Но я себя за то корил,
что в мимолётном наважденьи
пришлась по нраву Дьяволица:
и эта чувственная грудь,
и тонкость талии, как птица,
взлетает бровь – соблазна суть.
«Моим будь, - молвит чаровница,
Любовной страстью опьянив, -
Я - наслаждение, я – жрица,
утехой плотской утомив,
неслыханное сладострастье
тотчас познаешь ты со мной,
и жадно пить источник счастья
ты возжелаешь, сладкий мой!
И многоликий, драгоценный
твой дух, как редкостный опал,
соединю с душою бренной,
чтоб снова ты бессмертным стал!
Твой разум, дух и твоё тело
сольются в золотом экстазе,
не человек ты – Бог! И смело
иди в прекрасный мир фантазий!
Твой ангел – простота смешная,
скажи, что в силах тебе дать?
Любовь её совсем иная,
даров убогих принимать
от бледных духов лицемерных –
Ума ль великого удел?
Гони рабов, себе не верных,
люби себя, будь дерзок, смел!
Рыдал с надрывом милый ангел –
я с Дьяволицей уходил,
держа в руке свирепый факел,
счастливых грёз не разбудил
и гром, летящий с поднебесья,
и слёз священная роса,
лишь с ней – с возлюбленной был весь я,
не слыша в сердце голоса.
О, тлен, ничтожество, ошибка,
поправшая мою любовь!
Мне стало душно, тесно, зыбко,
вернись ко мне, мой ангел, вновь!
В плену гордыни, сладострастья,
я облик славный потерял,
разбил проклятые объятья,
греха чудовищный оскал
в тот миг увидел я воочью,
и сил не стало.
Убежать
прекрасной этой светлой ночью?
Но словно гневная печать
легла на ноги, дух и тело…
Свой дух святой не укрепил,
как дьяволица моя пела,
а страх и ярость воскресил!
Я помню нежных рук скольженье,
и в исступлении слепом
увидел сердца отраженье
на миг в отчаянье тупом:
я очи звал, как бриз дразнящий,
как светлый сон забытых дней,
тот образ мягкий и манящий
в краю погибели моей.
Любовь святая не проходит,
а благодатию своей,
как Божий промысел нисходит
на бедных грешников – детей.
Из смерти хладного дыханья
я добрым ангелом был взят,
и снежных крыльев колыханье
мне было всех милей услад.
Вот с уст нектарных бледной розы
сорвался тонкий голосок,
в котором зазвучали слёзы –
он чист, прелестен и высок,
и обрамлённый в прихотливых
её воздушных волосах,
познал удел любви счастливых,
и скрылся с нею в небесах…