Ein Kamillen- und Kletten
Haus – zu wenig Hofstaetten!
Mit besonderem Gucken
Von den Geistern – den schweren.
Zu der Stadt – mit den Hucken,
Vorn – der Wald mit den Beeren.
Wie ein Baer ist es herzlich,
Hoerner hat wie ein Reh,
Haeuslich, seelich und schmerzlich –
Geisteraugen – sehn
Alle Fenster! Vom Giebel –
Eingewachsen in Graeben –
Jedes Fenster – 'ne Bibel
Jedes Antlitz – ein Beben,
Eine Kampfbahn...hinaus
Gibt’s nun einen Ersatz
Fuer mein Leben und Haus –
Da am Fenster mein Platz.
Und die Kerle! Wie Perle
Funkeln ueber der Scherbe!
O die Loecher! Die Kerle!
Wie gezeichnetes Erbe!
Ein Gefecht um ein Da-Sein.
Gegen Tod Tag und Nacht
Kaempft das Haus, umarmend
Alle Kraefte zur Schlacht.
Keine hoelzerne Scheue,
Ohne deftige Butter.
Keine peinliche Reue
Vor dem garstigen Luder:
In dem Turm mal genaechtigt
Schaemen Voegel sich nicht.
Dieses Heim ist nicht schrecklich
Vor dem Volk im Gericht!
Zwischen dem 27.07. und dem 10.09.1935)
***
Лопушиный, ромашный
Дом — так мало домашний!
С тем особенным взглядом
Душ — тяжелого весу.
Дом, что к городу — задом
Встал, а передом — к лесу.
По-медвежьи — радушен,
По-оленьи — рогат.
Из которого души
Во все очи глядят —
Во все окна! С фронтона —
Вплоть до вросшего в глину —
Что окно — то икона,
Что лицо — то руина
И арена… За старым
Мне и жизнь и жилье
Заменившим каштаном —
Есть окно и мое.
А рубахи! Как взмахи
Рук — над жизнью разбитой!
О, прорехи! Рубахи!
Точно стенопись битвы!
Бой за су-ще-ство-ванье.
Так и ночью и днем
Всех рубах рукавами
С смертью борется дом.
Не рассевшийся сиднем,
И не пахнущий сдобным.
За который не стыдно
Перед злым и бездомным:
Не стыдятся же башен
Птицы — ночь переспав.
Дом, который не страшен
В час народных расправ!
(между 27 июля и 10 сентября 1935)