на его огромном толстом пальце блестел зеленый алмаз
размером с Антарктиду,
он спрашивал постоянно, как ему жить и не получал ответ,
я же живу захлебываясь своими эмоциями
словно они все, что у меня есть,
как в безлюдности, так и в смешанной толпе
я обретаю некоего мистера Джонса.
был один человек по кличке Монах,
он пропал в Японских лагерях,
сам не знал, но писал прекрасные поэмы
об утерянных в глубоком море кораблях;
мы встретились с ним в феврале
во время французской революции
в то время, когда в его доме тушил свет крепостной камердинер,
а меня обвила за шею плотно Змея.
Змея подчинялась Генералу,
а он считал меня звездой своего театра,
аттракцион невиданного счастья
заставлял улыбаться сутками напролет;
в мускатном платье
и в обреченных на холод ногах
искусно прячется страх
и кто-то сочтет меня в этой истории виноватой,
но я не стану оправдываться
замкнув все слова в своих плотно сжатых губах.
он испытывал глубокое отвращение к революциям,
но встретил меня в одной из них,
тот, кого звали Монах
убил Змею меня освободив,
но Генерал искал свою звезду
и для погон и для истязаний,
и он нашел меня и нашел смерть свою,
от того, который пропал в Японских лагерях…
уснувшая Пальмира проклинает во сне его,
как изуродовано это прекрасное нутро…
он ходит вокруг моей двери, и я узнаю его шаги,
а в булочной напротив, сидел и кривился старый магнат
узнав меня в лицо,
но Генерал был мертв, и не к кому было ему идти,
поэтому он просто жевал свой хлеб
завистливо осматривая толпу.
я живу захлебываясь зимним городом,
столь холодным воздухом, что нельзя и вообразить,
в этих днях слишком много уже истолкованных,
но он один…
мистер Джонс