ЛАЗАРЬ
Маленькая поэма
1.
Густая тьма. В начале было… Снова
вернёмся: тьма у тьмы внутри. Ни слова
больше. Уж лучше не закончить фразу,
чем врать. В начале было всё. И сразу.
И навсегда. Без времени и места
мир шлифовали кванты и стамеска.
То, что наш свет внутри себя не светел,
нам незаметно. Гейзенберг заметил.
И песнь луча на черепичной крыше
мы не расслышим. Бах зато расслышал.
Величие небес и низших мидий
мы не увидим. Но вот Босх увидел.
Да, все колокола по нам звонят, но
неслышимое ближе и понятно
скорее, чем звучащее в пределах
двора напротив. В этом всё и дело.
Свет бьёт из света. А из тьмы ни разу
не бьёт. Вначале было всё. И сразу.
Жизнь хороша, покуда скоротечна.
Однажды было так. И будет вечно.
2.
«…даже не сомневаюсь, что человеческий разум скоро сделает людей счастливыми и совершенными, иначе нельзя. Это будут сказочные дни…»
Из письма N к NB
Браво, война, - в каске, в шлеме, в шапчонке.
Время чудес, - жалкому мужичонке
сделаться Рэмбой. Кривая ухмылка.
Селфи у пленных. И, цвета обмылка,
зенки навыкат. Любая девчонка
с гранатой в трусах – твоя. Мужичонка
становится викингом. Здравствуй, война.
И снова Кортес направляется на
запад, - по морю, по полю, по снегу.
Ракеты Помпея в серое небо
взлетают, как птицы. Дария танки
давят мозги, города, полустанки.
И крестят напалмом спины народов
святые бойцы крестовых походов.
И харкают кровью в римской когорте,
от хлора, запёкшегося в аорте.
Здравствуй, война, подруга мужчин.
Можно хоть сдохнуть без груза причин.
Смерть не страшит, только если беспечна.
Однажды так было. Так будет вечно.
3.
«…как-то стыдно признать, но у меня нет ни одного идеала, за который можно умереть…»
Из письма N к NB
Женщина продолжает любить, даже
когда уже ненавидит. Она же
любит ушами, но чаще губами,
ибо когда все преграды упали,
губы не врут и захват их - пышный.
Мужчина хорош лишь, когда он бывший,
реже будущий. Остальные мало
умного скажут. Раскрывши хлебало,
они с каждым словом всё незаметней
становятся и смешнее. Их бредней
не слышно. Мужчина, набитый пошлым,
есть образ без будущего, но с прошлым.
А те из них, кто чего-нибудь стоят,
скорее сдохнут одни, чем устои
сдадут. Дальше - хуже, а может, - проще.
Тела бесполые, будто бы мощи,
пройдя обновленья четыре круга,
по-прежнему будут искать друг друга,
таская любовь, хоть та и увечна.
Так было однажды. Так будет вечно.
4.
«…страшно представить себе древние времена. Эти бесконечные войны, покорения, миллионы богов и их жертв, инквизиция, костры… Как хорошо, что этому больше не бывать. Ведь так?»
Из письма N к NB
Глубокая осень. Ветер по краю
поля летит. В деревнях, замирая,
жизнь ещё теплится. Но ненадолго.
Пали последние яблоки. Только
антоновка держится. Дров штабеля
уже поредели. В конце ноября
ледок на крыльце и на лужах ледок.
Молчат трактора и не виден ходок
на стылой дороге. Только кобыла
вдали на пригорке. Всё, что здесь было
и всё, что осталось, - всё, будто призрак
себя самого. Природы капризы
свелись до тупого дождя. И серость
лениво множит себя, будто ксерокс,
печатая дни, вечера возле печки,
скрип половиц, колыхание свечки.
Кажется всем, с убыванием света,
что больше вовек не будет здесь лета.
Это сомнение глупо, конечно.
Однажды так было. Так будет вечно.
5.
«…они мне говорят, что надо просто жить. Но я не знаю, что это такое…»
Из письма N к NB
Мы не умеем умирать. Не учат
такой науке, как не учат тучи
ползти по полусфере небосвода.
Или рожать детей - сама природа
за нас исполнит. В чём-то это правда.
Природа нам во всём помочь бы рада.
Вот резвый бег привычной круговерти
вдруг замедляется. И ангел смерти,
как акушер, рассказывает байки
про то, да сё. Ослабевают гайки
креплений меж душой и бренным телом.
Расслабься. Ничего не надо делать.
Уже всё сделано давно и спето.
И жуть отхода на лицо надета.
Прозрачно-восковой покой скитальца
рот накрывает и сгибает пальцы.
И нет нужды кричать или ругаться.
Одновременно благодать и гадство
окутывают словно пояс Млечный.
Однажды было так. И будет вечно.
6.
«…к примеру, Лазарь. Интересно, он обрадовался ли своему воскрешению? И каково ему было дальше жить с тем, что он там увидел или не увидел…»
Из письма N к NB
Она отводила глаза, а после
курила и, молча, ложилась возле,
одеревенев в неудобной позе,
будто бы он не заслуживал воздух,
которым дышала она. Он так же
долгое время считал. Но однажды
воздух закончился. Он среди ночи
вскочил озадаченный, но не очень.
Она спала, плотно сунув ладони
под голову. Но в предутреннем звоне
воздуха не было. Было другое.
Он встал и нашарил тапок ногою.
Она лежит, в сон себя погружая.
Красивая, как всегда. Но, чужая.
Её он не знал и сейчас не знает.
Зачем он всё это запоминает?
Просто конец. И даже решение
давно уже здесь. Но воскрешение
может ли стать остановкой конечной?
Однажды так было. Так будет вечно.
7.
«…в России как-то особенно широко устаёшь, по всем четырём измерениям сразу. Не очень-то патриотические мысли»
Из письма N к NB
Умерший не тот, кто в гробу. Кто рядом,
тот умер. Бьёт смерть не косой, но взглядом
по тем, кто остался, кто едет дальше.
Можно подделать всё и вся. Но фальши
в смерти не сыщешь. Всегда натуральна
и точно по графику. Пунктуальна.
Свет расплывается в теле, как батик.
Надежды скрипят и падают. Хватит.
Душу свою на коленях облазил
в поисках смысла. Довольно. Я – Лазарь.
Мой взгляд из глазниц вытекает на щёки.
Жил, как умел. Но всё же прощёлкал
что-то решающе важное. Это
бинтами на мне замотано, где-то
там, между пелёнами и ключицей,
должно, но не бьётся белою птицей.
Меня вызывают. Но я не пойду.
Я воздуха шарик, застывший во льду.
Я человек. Не свеча, не подсвечник.
Так было однажды. Так будет вечно.
ЭПИЛОГ
Надо ль теплу целиком отдаваться…
Ветки все в инее и минус двадцать.
Время забросить все умные книжки,
выйти во двор, где галдят ребятишки.
Мой дом облепили чёрные галки,
на трубах согревшись. Лыжные палки
возле подъезда. И солнце, как лазер,
глаза ослепляет насквозь. Я – Лазарь.
Всё помню. Я был в Гефсиманском саду.
Меня вызывают, но я не пойду.
Жил и живу, каждый день умирая.
Не поплавок я, что между мирами.
Не символ. Не знак. Я больше не в теме.
Порой тяжело, но всё же я с теми,
кто утро вдохнет. Став дымом и газом,
я счастьем своим несчастьям обязан.
И лишь потому помню имя своё,
что где-то из окон Кармен мне поёт.
Я только ходок, прохожий и встречный.
Так было однажды. Так будет вечно.