По страницам трудовой книжки Пуще-Водица и Старый

Вера Кириченко
Эта удивительная история произошла много лет назад. В ней было и много светлого, и много трагического: радость и печаль сплелись в ней дивными витиеватыми узорами, однако все эти годы что-то мешало мне рассказать о ней. Шло время, события моей жизни мелькали как в калейдоскопе, былые страхи и тревоги ушли, и я поняла: пришла пора поведать вам обо всём, не страшась ни осуждения, ни упрёка…
Просматривая свою трудовую книжку, я вновь возвратилась в то время, когда там была произведена запись: Украинский Научно-Исследовательский институт Ортопедии и Травматологии. Зачислена на работу 3.12.1960 года на должность повара. Тут же, как на экране, увидела этот момент так ярко, будто это было вчера.
До этого института я работала поваром в ресторане «Динамо» в г. Киеве. В то
время на работу принимали только с киевской пропиской. И мне, с пропиской в г. Ичня Черниговской области, пришлось временно прописаться у знакомых. Каждый месяц я им платила определенную сумму, как за съем угла. А через год у них родился ребенок и мою прописку не продлили.  На работе меня предупредили:
          - За десять дней пропишитесь, иначе пишите заявление на увольнение.
           Прописаться не удалось и мне пришлось уволиться.
           Через двоюродную сестру (по «блату»), меня взяли поваром в институт с условием, что я в скором времени пропишусь в Киеве.
           Спустя три месяца нужно было проходить очередной медосмотр. Когда мне сделали рентген грудной клетки, обнаружили мягкие очаги в легких и к работе не допустили.
          Врач сказал:
       - К работе Вас не допускаю. На лечение определить Вас не имею права, потому, что нет киевской прописки. Вам придется уволиться и проходить лечение по месту жительства.
          Я была в отчаянии. В то время больных туберкулезом все боялись и избегали с ними общения. Если я возвращусь домой, люди будут избегать общения не только со мной, но и с моими родителями. Городок маленький, друг друга все знают, а мне 19 лет: вся молодость и личная жизнь пойдет «под откос». И я заявила врачу:
          - Если я больна, вы обязаны меня лечить и определить на лечение по месту работы. Иначе, как мне будут начислять больничный?
            Врач ответил:
          - Подождите меня в коридоре. Я проконсультируюсь с главным врачом.
          - Какая может быть консультация, если перед вами больной человек с таким диагнозом? Вы отправляете меня в неизвестность распространять инфекцию, - тут же ответила я.
          - Откуда такая умная взялась? У меня предписание -  в киевские диспансеры без прописки не определять. У Вас болезнь в начальной стадии, для окружающих она не опасна.
          - Тогда давайте допуск к работе!
          - Все, подождите в коридоре. Я должен проконсультироваться с главврачом.
            Я сидела в коридоре, как на иголках. Нет, ни при каких обстоятельствах домой я не поеду. Не буду позорить свой род. Ведь у меня еще четыре брата, с ними тоже перестанут общаться.
           Минут через двадцать, возвратившись от главврача, врач сообщил:
         - Вот Вам направление в тубдиспансер по месту работы. Немедленно езжайте и оформляйтесь. Желаю Вам скорейшего выздоровления.
           Меня уже не так волновал мой диагноз. Я была переполнена радостью, что остаюсь в Киеве. Никто из близких об этом не узнает.
           Дяде, у которого я жила, сообщила, что из-за отсутствия прописки я должна уволиться и уехать к родителям, а братьям и сестре, которые работали и жили в Киеве, сказала правду. В то время телефонов у родственников не было, и моя тайна была не раскрыта. Киевские родственники думали, что я в Ичне, а родители считали, что я работаю в Киеве.
           Братья меня часто навещали. Больничный лист оплачивал институт. В диспансере хорошо кормили - четыре раза в день. Лекарства приходилось пить целыми горстями. Тогда тетрациклина в свободной продаже не было, был фтивазид, паск и пенициллин. Я даже не задумывалась над тем, что рядом со мной ели и спали больные с открытым туберкулезом легких. Удивительно, но в то время болела туберкулезом почти одна молодежь.
В диспансере я быстро освоилась и была счастлива. Мы все были «тубики», не боялись друг друга и не брезговали. В диспансере были и с открытым туберкулезом, и с закрытым, как у меня. Мне и в голову не приходило, что я могла сильнее заразиться. Нам разрешались вечерние прогулки в соседнем парке. Иногда мы тайком убегали в городской парк на танцы и в кинотеатры. Потом брали такси и через форточку возвращались в палаты, которые находились на первом этаже. Никто никогда из сопалатников нас не выдал. Когда меня через три месяца переводили в профилакторий Пуще-Водицы, мне было жаль расставаться с друзьями, которых я там обрела.
В Пуще-Водице я чувствовала себя, как рыба в воде. Здесь было много корпусов, свой кинозал и много молодежи на реабилитации. Здесь был свой операционный блок. Оперировали тех, кому не удалось залечить каверну медикаментозно и методом «поддувания». Операции были тяжелыми и не все выживали. Тогда впервые я прочувствовала тяжесть потери тех, кто только вчера играл на гитаре и пел свои песни, рассказывал анекдоты и небылицы. Казалось, что жизнь прекрасна и все еще впереди. Ведь все мы были молоды, заводили симпатии. Некоторые даже соединяли свои судьбы.
Благодаря отличному питанию, свежему воздуху, положительным эмоциям, я расцвела. Помню, молодой врач обратил на меня внимание, предлагал после выписки встречаться с ним. По-своему, это было счастливое время. 
В сентябре 1961 года мне на два месяца выделили путевку в санаторий Старого Крыма. Я восприняла это сообщение с радостью.
Впервые в жизни я летела в Крым самолетом. Невозможно передать моего восторга.  С иллюминатора я видела бесконечные белые облака, казалось, что мы среди океана облаков. Когда ехали автобусом из Симферополя в Старый Крым, я не верила свои глазам: все поле было усеяно красными маками, хотя был сентябрь. Какая-то шутка природы.  Местные жители объяснили, что это их второе цветение.
Сам санаторий меня тоже поразил. У входа возвышалась красивая арка, а к корпусам вела аллея, по бокам которой расточали аромат яркие цветы.  Перед главным корпусом, услаждая слух сладкими убаюкивающими мелодиями, журчал фонтан. Витая лестница вела в столовую и клуб. В огромном парке были разбросаны маленькие коттеджи-палаты.
Освоившись, я узнала, что здесь есть школа бальных танцев, драматический кружок и три раза в неделю показывают фильм. Я записалась в драмкружок и в школу бальных танцев, где моим партнером стал талантливый молодой человек - Виктор. Мы были эффектной парой и на выпускном балу заняли первое место, за что нам продлили путевки еще на два месяца.
 В столовой каждый из отдыхающих заранее заказывал меню, которое он выбирал как в ресторане. Готовили пять раз в день. Каждый день подавали кумыс, фрукты и свежевыжатый сок. Мне, познавшей голод в послевоенное время, казалось, что я попала в сказку.
Вдали, мелькая за виноградниками причудливыми вершинами, виднелись горы. Нам рассказали, что в этих горах стоял древний монастырь, но в войну его полностью разрушили. Остались только развалины.
К 18 октября я уже со многими познакомилась и решила свой двадцатый День рождения отметить в горах. Нас было человек шесть. Взяв с собой еды и вина, мы отправились в горы. По пути нам встретился убранный виноградник, где, ликуя и радуясь погожему осеннему дню, мы собирали оставшийся виноград. Он был так сладок и ароматен, что половину мы употребили до прихода в монастырь. Туда вела мощеная камнем дорога, которую проложили века два тому назад.
Увидев древние развалины, мы в восхищении остановились. Это было чудное зрелище. Некогда огромный монастырь, от которого остались каменные стены и лестницы, зарос кустарником. Обнаружив разбитое овальное помещение без крыши, мы догадались, что это бывший храм. В центре громоздилась большая каменная гробница. На ней и на стенах было много надписей, которые обычно оставляют туристы. Осмотрев развалины бывшего монастыря, мы посовещались.
Внезапная идея посетила нас: почему бы не отметить мой День рождения именно здесь, в столь удивительном и необычном месте?! Разместив снедь на гробнице (пусть простит нас Господь), наша неуёмная компания вкушала трапезу среди обломков монастыря; всё, что происходило с нами, казалось таинственным и романтичным, а тёмные громады развалин напоминали гордых средневековых рыцарей. Этот мой двадцатый День рождения я запомнила на всю жизнь.
Как удивительны сюрпризы, которые дарит нам Судьба: пятьдесят лет спустя, в журнале «Вокруг света», я прочитала, что в именно в этом месте - в монастыре Старого Крыма, отмаливала грехи легендарная графиня де ля Мотт, прямая наследница короля Франции Генриха IV, прообраз Миледи, которую Дюма описал в «Трех мушкетерах». Здесь, в Старом Крыму она и нашла свой последний приют… Через пятьдесят пять лет после посещения мною развалин монастыря, я написала балладу «Судьба Миледи». Если бы я знала о графине тогда, в те далёкие времена, мы бы попытались найти её могилу. А теперь, проводя творческие встречи в санаториях Ялты, я знакомлю отдыхающих с этой удивительной историей, читаю им балладу, и что удивительно - не встретила ни одного из слушателей, кто бы про это знал.


Судьба Миледи


У горы Аю-Даг появилась красотка,
Доставила даму пиратская лодка.
Лицо госпожи прикрывала вуаль,
А под вуалью сквозила печаль.

С лодки гребцы выносили багаж,
Спешно кладя на ухоженный пляж.
Вдоль побережья царили растенья,
Даме загадочной на удивленье.

Может, красотка чего-то боялась?
Откинув вуаль, госпожа волновалась -
В платье воздушном из ярких полос,
С рыжей шикарной копною волос.

Женщина эта графиней была,
Прообраз Миледи она обрела,
Интриги плела при французском дворе,
Итог был: покинуть дворец на заре.

Дюма описал нам её похождения -
У королевы украсть украшения,
И чтобы позора суда избежать,
Из Франции надо скорей уезжать…

За резвость и дерзость, напор и  злодейство
Ёй выжгли железом цветок на плече;
Хоть внешность беглянки - само совершенство,
Коварством была несравнима ни с чем.

Жанна, графиня семьи де ля Мот,
Кинулась в бегство, в спасительный порт;
Отправив вперёд своих верных друзей,
Велела их дом присмотреть поскорей.

 Служила ей в тайне надёжная пара -
 Жерар нелюдимый с кухаркою Сарой,
 Купили они восхитительный дом
 В Крыму лучезарном, на бреге крутом…

* * *
Графиня увидела верных людей,
Что с криками радости бросились к ней:
«Мы здесь ожидали две долгих недели
«И в здешних пенатах Вам дом присмотрели!..»

Пираты с графинею в доме гуляли
И Чёртовым Домом владенья назвали,
Пиратским оплотом округа слыла,
Графиня же алою розой цвела…

Пират одноглазый делил с ней добро,
Дарил он ей злато, дарил серебро,
И годы летели, и ширился сказ,
Что ценит графиню, как редкий алмаз.

И снова летели года и минуты,
Но вот увяданья приблизилась смута:
«Как жаль, красоту не воротишь, смирись!..» -
Возжаждала дама сменить свою жизнь.

* * *
Собрав все бриллианты и ценности, дама
Не стала пирату строчить телеграмму,
С прислугой, едва рассвело, укатила,
И в Старом Крыму вмиг усадьбу купила.

В горах первозданных стоит монастырь,
Там строгая дама читала псалтырь,
И снова молилась, и чуда ждала,
И вот, испарилась худая молва.

Богатство отдав, она честь обрела
И душу Всевышнему там отдала,
И знал ли священник, святейших оплот,
Что Жанна - графиней была де ля Мот?..

* * *
«Мой Чёртовый Дом проклинали, хулили
И все стороною его обходили,
И долго постилась я, долго ждала,
Чтоб праведны были земные дела.
Я в  храме Господнем стенала, молила,
Чтоб грех необъятный мне Небо простило,
Лежу одиноко в забытой могиле я,
А на плече моём - белая лилия…»



С тех пор прошло пятьдесят пять лет. За год моего лечения я полностью избавилась от туберкулеза. Всю свою трудовую жизнь проработала на пищеблоке. Каждый год проходила рентген, где видны были только петрификаты - зарубцевавшиеся очаги. Родила и воспитала двух сыновей, на которых моя болезнь не отразилась. Только благодаря молодости и положительным эмоциям я стала вполне здоровым человеком.