Двадцатый век. Тринадцатого года
Декабрь в Томске, в продолженье рода
Под знаком Зодиака Козерог
На свет явилась мама, не в сорочке.
Ей в память посвящаю эти строчки,
Я их писал как помнил и как смог.
I
На фото – девочка в красивой шубке,
В недетском горе стиснутые зубки
И мама рядом с братиком, а «сам»
По разнарядке* занесённый в списки,
Был осужден без права переписки
На десять лет(расстрел) и сгинул там.
Тридцатые, страна – сплошная зона,
Без объяснений брали, без закона
Отца, и сына, и жену, и мать.
Его арестовали ночью дома:
"Партайгеноссе"* - секретарь райкома.
Черт надоумил в партию вступать!
А вот семью оставили, едва ли
Забыли их, тогда не забывали.
Скорее, просто посадили тех,
Кто сам сажал. И мама средь немногих
От злой угрозы уносила ноги,
Из города исчезла без помех.
У бабушки в селе прошло два года.
Растит детей «жена врага народа»,
Не стерты все же в лагерную пыль…
Влюбившись и не опасаясь сплетни,
Мой будущий отец, он ночью летней
Мне жизнь совместно с мамой подарил.
Потом короткий год в гражданском браке
В холодном Томске. Комната в бараке
Была их дом. Зажили вчетвером.
(Я был еще в проекте), но во мраке
Явились новых лихолетий знаки:
Война пришла в страну и в этот дом.
Нежданная потеря территорий,
И миллионы пленных в крематорий
Фашисткий ordnung* гнал на смерть и гнал.
Что помогло? Ленд-лиз, святой Егорий?
Ведь радости салютных траекторий
В Москве уже никто не ожидал.
Два года фронта вместе с младшим братом
Прошел отец с винтовкой, автоматом,
Сержант, комроты- старший лейтенант.
Приказ, чтоб Киев взять к октябрьским датам!
Стал приговором Сталина солдатам.
Будь проклят тот предпраздничный десант.
II
Опять вдова с тремя детьми на шее
Осталась мама, жизнь не хорошеет,
Тошнотики – привычная еда:
Картошку прошлогоднюю весною,
Что в поле оставалась, всей семьею
Копая, находили иногда.
Отец давал фамилию и имя:
«Прошу детей жены считать моими!»
Тогда бы пенсию назначили троим.
Подумала и не решилась мама:
Вдруг первый муж из Коми, Магадана
Вернется к детям выросшим своим.
Ох трудно жили со страною вместе,
Во тьме, теснясь как куры на насесте,
Бездумно веря радиоречам.
Еще не зная о двадцатом съезде,
На сталинских пирах с надеждой мести
Еще плясал Никита* по ночам.
…В Томск возвратившись, мама учит в школе,
В ней и живет беглянка поневоле,
Детей отдав в детсад и интернат.
Я был от воскресенья до субботы
Предметом государственной заботы
И, хоть скучал, но сытости был рад.
Сейчас те дни я помню как в тумане.
Ирина – воспитательница – няня,
По детски пусть, как я ее любил!
И, несмотря на мятные конфетки,
Ох ненавидел хахаля «воспетки»
К ней Пашка, гад, ночами приходил…
III
Приказ РОНо* и мы в дороге снова,
(Ждет завуча детдом в Ново-Кусково)
Уже втроем, а старшая из нас,
Закончив школу в Томском интернате.
И в ВУЗ подав, не думая о блате,
Легко прошла, уже не чуждый класс.
Нам помогла отцовская могила:
Идейно мама в партию вступила
Вдовой погибшего фронтовика.
С медалию «За трудовую доблесть»
Под партзаказ объехали всю область,
Внедряя в массы линию ЦК.
Жаль только ежегодно в новой школе,
Тогда мы с братом наглотались воли,
Но, наконец, жилье и огород.
Меня полвека мучит ностальгия,
Там две реки слились, Чулым и Кия,
Там дом наш стал, поселок Мотофлот.
В нем восемь лет я прожил, там весною
Была работа удочке с блесною,
По улицам затопленным гребя,
И, одолев рыбацкую науку,
Ловили с братом окуня и щуку
И тем кормили маму и себя.
В те годы зарабатывали мало.
На сахар, крупы, хлеб едва хватало
Зарплаты маминой, но иногда,
По праздникам мы выносили в сени,
Чтобы промерзли чудо пельмени,
Тех лет моя любимая еда.
IV
Начало марта, с первого апреля
Все ждут: подешевеет бакалея,
Консервы, соль – товар на каждый день.
Вдруг репродуктор тембром Левитана*
Поведал об инсульте у тирана,
И над страной нависла смерти тень.
От яда или сам, державу бросив,
Ушел на Божий суд генсек Иосиф.
Из городов заводов, деревень
Гудки звучали, причитанья, стоны…
Когда транслировали похороны,
Как горько мама плакала в тот день,
В трехдневный траур, на партийной тризне
Об этой смерти, о нескладной жизни,
О молодости в горестных годах,
Ее мужей не найденных могилах,
Что ее долю изменить не в силах
Хоть сто вождей, лежащих во гробах.
Гадала мама, жизнь перебирая,
За что ей участь выдалась такая?
Неужто за минувшие дела,
Когда она в дни юности недолгой
Обманутой эпохой комсомолкой
Людей быть богоборцами звала?
Тогда вожди распроклятых тридцатых
В дурмане лживых лозунгов крылатых,
Места себе бронируя в аду,
Про опиум орали для народа,
Мол Бога нет, да здравствует свобода
И рай земной аж в будущем году.
Без перемен, от мартовской той даты
Мы жили от зарплаты до зарплаты,
Ее и отдавали за кредит.
Приходишь к продавцу из магазина
(Его-то нищета не поразила)
Пузатый, молча в сторону глядит.
Брат не ходил, он вспыльчивый был, гордый
Не в силах видеть дяди Вани морды
(Так дети называли продавца)
Он первым отпускал тем, кто с деньгами
Потом под запись нам с укором маме…
Как я жалел, что вырос без отца.
Но были и счастливые моменты:
По воскресеньям к нам в апартаменты,
В учительскую то есть, пан Тарас,
Он – спецпереселенец* без конвоя
Кино возил, для нас бесплатно, стоя
Смотрели фильм не отрывая глаз,
Мне десять лет, зима, шагаю ночью
В лесу, где тропы заячьи да волчьи,
Из проволоки гибкой и стальной
На зайцев ставил петли на удачу,
А вдруг восполню мяса недостачу,
Когда с добычею приду домой.
Я шел домой от счастья замирая
Лиса попалась рыжая, большая,
Сбылась моя надежда на авось!
С тех пор не раз, пьянея от азарта,
Я бегал в лес, но этакого фарта
Мне больше испытать не удалось,
А вот с рыбалкой было, переметом
Язей поймал однажды круглым счетом
Десятка два, короче два ведра
Мы с мамой вместе этих чудных рыбок
Впервые в жизни вынесли на рынок
И все продали с самого утра.
Купили меда, сыра, как из сказки
Не пробованной мной кусок колбаски,
Ах краковская, прима из колбас!
Прогресс, конечно, показал всем кукиш,
Сейчас таких колбас уже не купишь.
И был денек тот праздником у нас,
Скопив "ресурс" на полвелосипеда
И, заняв остальное у соседа
( С Поволжья немец, был мастеровой
По всем ремонтам, денежки водились)
Мы с мамой в магазин заторопились
И с новым великом пришли домой.
V
Двадцатый съезд, падение кумира,
Бюджет войны, но ни войны, ни мира.
Но вот сестра, закончив институт,
Пошла работать, брат уехал в город.
И лишь тогда безденежье и голод
Ушли от нас и в общем стало «gut»
Без мужа, не пришли с фронтов мужчины,
Прожила мама до своей кончины…
Я понимал в свои пятнадцать лет
Ее проблемы, ей бы замуж кабы
Мужик попался, но вокруг лишь бабы
После войны мужчин свободных нет.
Черствеют люди, видя неудачи,
Свои особенно, но с мамой все иначе –
К ней с горем приходили на совет:
Член партии - тогда звучало веско,
В защиту мама выступала резко,
Хоть и рисково в ракурсе тех лет.
В Ново-Кусково ссыльные эстонки
И пожилые, и совсем девчонки,
Их опер проверял через кровать,
Но двух из них – Тамара Лепп, графиня
И Лайне, Лайне… Помню только имя
От МГБиста защитила мать.
Она их жить позвала вместе с нами
И тем спасла. И в благодарность маме
Из Таллина, закончив ссылки срок,
Ей слали письма с фото и продукты
(Крупа-овсянка, шпроты, сухофрукты),
А я все Лайне позабыть не мог.
Ах Лайне, белокурая царевна,
Лобастая, с акцентом, непременно
По воскресеньям, письма отослав,
Меня эстонскому учила: «Тээри прова!»
(Привет, хозяйка!) Эти лишь два слова
Я повторяю, вспоминать устав.
Еще Мария из Литвы, БарОнас,
С детьми: СтанИслав, Альгимент, АнтОнас,
Была у нас техничка – истопник.
Рискуя мама ей дала работу,
Когда она, бродя по Мотофлоту
У нашей школы зарыдала вкрик.
Ужасно некрасивая литовка.
Топила, мыла, прочищала ловко,
Боясь угара, школьный дымоход.
Когда же маму в томскую больницу
- Диагноз – рак – отправили лечиться,
Мне маму заменяла в этот год.
Кормила, утром в школу поднимала
Описанные простыни стирала,
(Пришел на нервной почве энурез).
Добро всегда вернется семикратно,
Она с детьми уехала обратно
В свою Литву, а мы остались без
Марии, упокоена средь братьев
Своей страны. И в ангельских объятиях
Конечно в рай ушла ее душа.
Несчастных ссыльных, сколько их в Сибири
Ушло не в покаянии, не мире,
На встречу в небе с Господом спеша.
VI
Я кончил школу, институт. Карьера
Мне удалась, стал главным инженером,
Директором под ведомством Москвы,
Но, доводя партийных бонз до стресса
Все ж не вступил в ряды КПССа,
Не гнул перед начальством головы:
Наказ был мамин: «Не просите милость»
У нас и так все в жизни получилось.
Я – член – корреспондент, лауреат,
Сестра – одна из первых на заводе
При орденах, с детьми, жаль что в разводе,
Пусть не в чинах, зато в достатке брат.
Мы слали письма маме, переводы -
Сыновний долг за прожитые годы,
Я в гости, пусть не часто, приезжал,
Но не того хотела моя мама,
Хотя ни разу не просила прямо
Забрать ее… Я мог, но не забрал.
У мамы за утратою утрата:
Поумирали младшие три брата,
Давно в могилах тетка и дядья,
Когда, приплыв по смертному заказу,
Причалила, невидимая глазу,
Уже за ней Харонова ладья.
VII
Что вспоминала мама, умирая,
Земного так и не дождавшись рая?
Рожденье внуков, бабушкин уход,
Как совестливый секретарь в райкоме
Дал первую квартиру в новом доме
(Ей шестьдесят исполнилось в тот год),
Как приезжали дети и невестка,
На юг в Херсон последняя поездка,
А может быть тот пятьдесят шестой,
Когда, не веря в чудеса, однако
Пошла на операцию от рака,
Доклад Хрущева*, Брежневский застой?
Без разницы, потомок или предок,
Кто знает, что мы видим напоследок:
В туннеле свет и Божию любовь,
Или для вразумления обратно
Придем на Землю, раз иль многократно,
В иной судьбе рождаясь вновь и вновь?
В 2004-м, в девяносто,
Скончалась мама. Буднично и просто
На выход в вечность тиснута печать.
В раскаяньи прошу, а вдруг услышит,
Пока я здесь, покуда тело дышит:
«Прости мне, мама, есть чего прощать».
VIII
Сейчас от всей семьи осталось двое –
Я и сестра, а брат, во время злое,
В распад Союза, нас опередив,
Он там, где нет болезней и печалей,
Посмертной жизни находясь в начале
Земное все навечно позабыв?
Орел и решка, падает монетка,
Как колесо судьбы кружит рулетка…
И хоть удачу схватим за крыло,
И хоть сто раз выигрываем кряду,
Не станем ли добычей, пищей аду,
С последним в жизни номером «зеро»?
Печальный век. В свои забившись стены
Забывши тех, кто дал нам наши гены,
Разрезав по живому связь времен,
Мы правнукам, по своему примеру
Забыть позволим: нас, язык и веру,
Как мы не знаем прадедов имен?
До сорока минуты длятся дольше
И радостных событий много больше,
Но главный уравнитель - наша жизнь,
Оставшееся время вдруг ускоря
В эквиваленте добавляет горя
Чтоб ноль был в сумме… Грустное «аминь».
Спокойно встретив собственную осень, -
(Сегодня мне уже шестьдесят восемь)
Узнать надеюсь мамину судьбу,
Когда отправлюсь с верою в активе
На встречу с Ним, в неясной перспективе,
Когда архангел затрубит в трубу.
*В те годы по областям устанавливали число
людей, подлежащих репрессиям.
*Партийный руководитель (нем)
* Порядок(нем.).
+Н.С. Хрущёв.
+ Районный отдел народного образования.
*Спецпереселенец- сосланный в Сибирь житель
западных областей СССР.
Главный радиодиктор СССР.
Доклад Н.С. Хрущёва на 20-м съезде КПСС.