Каждый день одной и той же дорогой
По одной и той же улице в один и тот же дом
Он идет. В шляпе, плаще и костюме строгом,
Ну а если не в строгом, то в каком-нибудь другом.
Если в небе солнце, то плащ распахнут,
Если накрапывает, над головой черный зонт.
Если весна, он отмечает, что сирень и черемуха здорово пахнут,
Если осень, - что падают листья, в мысли свои погружен.
А мысли одни и те же, словно в кафе на углу стаканы,
Узкие, длинные - гренадеры N-ского полка.
Стоят на полке. И словно старые раны
Едва заметные сколы на граненых боках.
Он заходит в кафе, садится за третий от окна столик.
Ему приносят свежую газету и кофе - все как всегда.
Сосед справа - протестант, слева - католик.
Он это знает. На всякий случай. На кухне готовится еда.
Он ест неторопливо горячий рёшти с луком и беконом,
Запивая кукурузным пивом (может позволить рюмку Smirnoff),
Машинально замечая, как изменился вид заоконный,
Как заострились тени ратуши, напоминая стрелки ее же часов.
Часы, как всегда, показывают половину восьмого.
Еще полчаса, по инструкции, он сидит за третьим столиком от окна.
А после встает, надевает плащ и уходит, так и не дождавшись связного.
Выходит на улицу, где печалится осень или безумствует весна.
Новые влюбленные сидят в обнимку на скамейках на бульваре.
У них по части явки на свидание все в порядке как раз.
В дворике-колодце кто-то сарабанду наяривает на гитаре.
И от этого еще грустнее становится наш неторопливый рассказ.
Дни проходят за днями, за неделями недели.
Никому не нужный, Родиной забытый, он шифрует ночь напролет.
Наверняка его сведения устарели.
Наверняка связной никогда не придет.
И все-таки, раскрыв томик Генриха Гейне,
Он записывает в столбик номера страниц и строк.
Месяц за месяцем, год за годом, без устали и лени.
В надежде, что рано иль поздно наступит положенный срок.