Настоящим
я вам сообщаю о том,
что в итоге событий последних недель
в организме моём, безнадёжно пустом,
постепенно пророс удивительный хмель.
Я не склонен одобрить ни это, ни те
обстоятельства, давшие горсти семян
в неуюте, в горячей сухой темноте
прорасти безмятежно сквозь сор и бурьян.
Только хмель...
Он оплёл позвоночника ствол
и проник при прямом попустительстве в грудь,
он заполнил собой лабиринт альвеол,
из-за этого трудно бывает вздохнуть.
Он побегами вьётся вдоль нервов и жил,
переполненный пьяною силою трав,
все артерии стеблями он заменил,
кровь и соки свои воедино смешав.
Он ветвится ночами и тянется днём!
Он не хочет всегда оставаться внутри!
Он просвечен насквозь изумрудным огнём,
победительным светом июньской зари!
Он питается тем, от чего и пророс:
вашим смехом, свободным от всяких долгов,
тёплым ветром распущенных ваших волос,
звонким метром танцующих ваших шагов,
или взглядом под нежной припухлостью век,
с осторожным вниманьем скользнувшим по мне...
Даже фразой случайной, банальной вполне,
что какой-нибудь скажет о вас человек.
Этот хмель не на месте, чего же верней...
Но зелёное гибкое тело его
лаконичным рывком обломить у корней
не хватает жестокости. Ради чего?..
Пусть найдётся кому и ругнуть за глаза,
и кому ухмыльнуться над этим письмом —
нестерпимо хотелось вам это сказать.
А о сделанном я пожалею потом.
Это спето для вас.
Не романс, не сонет,
а пучок торопливо рифмованных строк,
хоть ни толку, ни проку от этого нет,
heady spring... сероглазый лесной ручеёк...