в восемнадцать мне казалось: вот чуть-чуть, и умираю, не выдерживаю факт недостиженья идеала. и присутствуют стремленье, сила воли самурая, только, кажется, вселенной данных качеств было мало. книги складывались в стопки информации снаружи, изнутри не дополняя пазл разрушенной картины. в восемнадцать мне казалось: никому я, мать, не нужен. все духовное (ухмылка) поросло болотной тиной.
я не был пропащим сыном, я не спал по подворотням, только, кажется, все это принесло бы больше толку, ибо если человека от пространства лишь воротит, грош цена его медалям, золотящимся на полках.
грош цена его неврозу, всем депрессиям и срывам, если он не осознает, что никто его не лечит.
идеалы, приводящие к бездонному обрыву не обнимут человека за опущенные плечи, не дадут глоток свободы, что он ищет беспрестанно, отдаляясь, тем не менее, от пункта назначенья. в восемнадцать мне казалось: путешествия по странам - наилучшее решение душевного леченья.
ошо, бродский, аристотель, новый пласт литературы, столько хочется познать, дай боже нам не обломаться. я всего лишь кинолента в ожидании цензуры,
я всего лишь отмечаю свои вечные веснадцать.