Все расхристанные Аглаи
уходят, как волны, внезапно.
Калиманы без них калиманят
жизнь свою калиманскую далее.
Он увидит её в телевизоре
и шарахнет в борщ ложкою. Капли
потекут истерично по шторам,
выцветать от борща будут долго.
Глаза его жёнки надёжной -
не Аглаи бесстрастные зенки,
а озёра, в которых все земли,
Калиманом не покорённые,
не увиденные, не объятые
широтой его крыл ястерибинозлых.
"Калиманство моё, калиманство", -
по головушке его погладит
жена, что в рассказце без имени,
просто жёнка, того и достаточно,
калиманова жёнка, Рассеюшка!
Геть Аглая, полячка ль, испанка ли,
от таких лишь болезни и в сердце боль.
И заснул Калиман так спокойно,
и карету с обрыва швырнул