Затянулся мой срок неудобной и длинной петлёю.
День последний прошёл – а за ним почему-то рассвет
разгорается снова над летней и тихой Землёю.
Что я делаю здесь? Впрочем, мне и не нужен ответ.
Так как ясно вполне, что придётся ползти на работу –
слушать, делать, печатать, подписывать, брать и держать.
Вот такая судьба – жизнь творить, подавляя зевоту.
И смотреть, и дышать, и хватать, и тащить, и совать.
Я не верю порой в то, что это и вправду со мною,
что для этой фигни Архитектор и создал меня.
Из зеркал с осужденьем смотрит дядька с седой бородою –
тоже требует что-то. Но в ответ с безраличием пня
прохожу зеркала, эти трубки, экраны и руки,
неизбывная боль разрывает пространство во мне,
не уйти, не сбежать, не укрыться от стонущей муки,
под личиною клерка полыхающий космос в огне.
Он стремится на волю, сорвать и спалить оболочку –
и умчаться туда – где вокруг лишь вселенский простор.
Важно только однажды поставить тут жирную точку.
Подписать:
Не юрист.
Не водитель трамвая.
Не вор.
Не пророк.
Не отец.
Не супруг.
Не поэт.
Не директор.
Не искатель.
Не снайпер.
Не учитель.
Не друг.
Не должник.
Подписать и поджечь.
И отдать налетевшему Ветру.
И сказать: «Вот и всё! Да грядёт отправления миг».
Любопытный рецепт. Так и сделал. И длинной змеёю
день последний прошёл – а за ним почему-то рассвет.
Затянулся мой срок каторжанской надёжной петлёю.
На ушедший корабль мне всучили палёный билет.
7518