Маленькой Джесси больше не снятся сны, больше не снится мама и океан - боль застилает память. Такой весны Джесси не видела раньше. Из чёрных ран краской струится холод и пустота, вместо игрушек - белый больничный мрак,
вместо ещё не начатого холста
Джесси дарован рак.
Маленькой Джесси всего-то двенадцать лет, хочется рвать цветы по утрам, смеясь. Джесси, к несчастью, сложно найти ответ на жуткий вопрос внутри:
почему же я?
В этом кругу бессилия ледяном, где даже ребёнок знает, к чему идёт, чтоб протолкнуть отчаянья горький ком,
Джесси поёт.
Джесси поёт о вечности, о морях, о дивных принцессах, взбалмошных королях, о чистой любви сквозь тьму материнских слёз, глазах ее впалых, цвета хрустальных гроз, холодных фиалках в инее по весне, про тот настоящий, северный, чистый снег, о долгой прогулке в ландышах, млечный путь.
Пусть Джесси поёт.
Глаза застилает ртуть.
Но песнь не утихнет. Стены пустых палат цветут, как тюльпаны, слушают и молчат. Звучат переливы звонкого янтаря. Пусть Джесси поёт, и щёки её горят.
Пусть Джесси поёт. Я рядом присяду, друг, послушать симфонию нежных, горячих рук, что держат святую душу и на устах стирают мучения, боль и гнетущий страх.
Пусть Джесси поёт счастливая. Погляди, как много всего прекрасного впереди. А песня теперь становится всё нежней -
то смерть подпевает ей.
И каждый, кто в небо взглянет, глаза подняв, увидит там арфу белую, из огня, слагая судьбы созвездия сотый год,
нам Джесси поёт.