Расскажи, как мне быть, родная - я потерян, смешон и пьян, я устал, по пути сгорая, твой разыскивать океан, я устал заполнять пустоты на разверзнувшейся груди.
Намекни мне, родная,
кто ты,
как мне снова тебя найти?
В хороводе чужих созвездий и в мерцаньи ближайших звёзд я пол мира уже объездил, наблюдая за песней гроз, иссушил свою страсть полынью, измотал своего коня и шагаю по вязкой глине.
Что ж ты выбрала не меня?
Где свернуть мне теперь?
Ответа - мне кричат вдалеке, - не жди, обессилевшие кометы и обугленные дожди.
Я бреду по дороге ночью, повторяя один вопрос:
кто такую мне напророчил
из деревьев,
лесов
и слёз?
Я запомнил твои колени, вечно в ссадинах и крови, запах кос, словно цвет сирени, и изогнутый луч брови, я запомнил твою улыбку, гордо вздёрнутый тонкий нос.
По какой роковой ошибке сюда ветер меня принёс?
И вернулся б домой, но поздно - я не помню, где этот дом, только синий промозглый остров, покрывающий меня льдом эту рану в душе подлечит, только толком не исцелит. Но я верю - к последней встрече ты почувствуешь, где болит, где саднит, беспрестанно колет, где морозит, горит и жжет, хоть к моей безучастной доле твоё сердце не запоёт, хоть не стану теперь пытаться уловить этот треск от слов, где шептала ты в горьком танце:
берегись же моих волков.
Я дурак, я тогда не верил, и отнекивался шутя: нипочём мне седые звери, что из бездн твоих глаз глядят, нипочём мне оскал рычащий, у меня для них есть стрела, лук тугой зазвенел над чащей,
обернулся -
а ты ушла.
Ты ушла. Я замёрз навеки. Обессиленный и больной в каждом чёртовом человеке я всё слышал протяжный вой.
Вспоминая твои запястья, у ключиц бесконечный ров, понимаю, какой ты масти - на них были следы клыков.
Умираю один, родная - не рассказывай, как мне быть, я всё время ходил по краю - теперь тоже умею выть, теперь тоже умею стаю я собрать из своих богов.
Не тревожь же теперь, родная, умирающих здесь волков.
Я запомнил тебя, и степью я красоты твои воспел.
Не ступай в мой, волчица,
пепел,
я во имя любви сгорел.