Извлекая стоны чёрно-белых клавиш,
Мучил пианино юный музыкант.
На педали ножки осторожно ставил,
Он минорный гений, может и талант.
За столом сидела куклою Мальвина,
И смотрела томно в недопитый чай.
На часах настенных ровно половина,
Стрелка на эмали очертила край.
На окне свисали нити паутины,
Упустил свой завтрак в этот раз паук,
А со стен глядели сквозь лорнет картины,
Нервно озираясь на болЕзный звук.
То и дело кошка в банке трёхлитровой
Ловит свою гуппи , словно егоза,
А в прихожей слесарь, дылда двухметровый,
На хозяйку пялит жадные глаза.
Дуся не прикрыта, в нежном пеньюаре,
Словно бела лебедь выплыла к нему:
Чуть не задохнулась в душном перегаре,
Заглушая кашлем музыки волну.
А на кухне запах жареной колбаски
Разрывает сердце псу такой буфет,
И страдает Шарик от душевной встряски,
Не дождавшись утром киевских котлет.
Матом кроет слесарь нерадивых граждан,
Всё перекрывает, заглушив рояль,
Или пианино, дяденьке не важно,
Кто там осторожно давит на педаль.
Тронута хозяйка не рабочим краном,
Бросилась по комнатам в панике орать.
Бабка «учит» кошку, выходя из ванной,
Поминая всуе, « Кузькину-то мать» …
Допила Мальвина чай холодный вскоре,
Гаммы оборвались, победила лень,
И кошмарный полдень стрелкой на миноре
Задремал, улёгшись боком за плетень.
25.01.2016
Михаил Аникеев