Вл. Якобсону
Его давно здесь не видали,
Но впрямь, кому он позарез?
И смех душил, когда идАльго
Пришёл сказать, что он прозрел.
Что ветряки – не великаны,
А овцы – только лишь скоты,
И Дульсинея далека, мол,
От идеала красоты.
Он всё глядел куда-то мимо
И говорил, как догорал;
И что-то обрывалось в мире,
И слепли путники в горах.
Уже харчевник тёр бархоткой
Башмак изодранный ему,
Уже дивились Дон-Кихоту
И запоздалому уму,
И сразу столько упрощалось
И становилось по местам.
- Но не спешите, не прощайте –
Вдруг вскрикнул Дон-Кихот и встал.
- Я рвался в битву, не на ужин,
Пусть был безумец, но не шут,
Я просто чувствовал, что нужен,
А ныне знаю и спешу.
Не может воин в книгах рыться
До гробовой глухой доски –
Я Дон-Кихот, я – первый рыцарь
Из тех, которые близки;
И кто б ни шёл теперь за нами –
Они придут, светлы, как дни,
Да не согнёт им плечи знанье,
Да станет знаменем для них.
А ваше мудрое безверье,
И немота, и юркость змей,
Тогда предстанут всем, как звенья
В цепи торгашеств и измен…
Он грянул дверью зло и гулко,
И зашагал, развихрив плащ,
По чёрным, скорченным проулкам,
Где вой собак и женский плач.
А ночь оскалились ножами,
Не отставала ни на шаг,
Совсем не в шутку угрожая,
И в первый раз сама страшась.
1963
ИдАльго (исп. hidalgo от hijo de algo — букв. «сын чего-то») — в средневековой Испании человек, происходящий из благородной семьи и получающий свой особый статус по наследству, передававшийся только по мужской линии.