Один из самых значительных и в то же время малоизвестных казахских мифов – миф о Нуртоле, представляющий легенду древнего кюя «Жылан ерткен» («Уведший за собой змей»). Когда-то очень давно огнедышащие змеи во главе с многоглавым рогатым драконом напали на людей. От их дыхания тела людей буквально плавились, в мгновение ока превращаясь в скелет. Особенно страшен был глава змей. Он охватывал в кольцо юрты одну за другой и сжигал их своим дыханием. Тогда мальчик Нуртоле («дитя света») воззвал к Тенгри и с небес к нему протянулась рука, в которой был кобыз (в некоторых вариантах – домбра. В некоторых версиях мифа, в ответ на мольбы людей к Творцу Нуртоле верхом на верблюде и с музыкальным инструментом в руках спустился по солнечному лучу). Сев на верблюда лицом назад, Нуртоле начал играть кюй. Околдованные музыкой, змеи двинулись вслед за мальчиком. Нуртоле увел змей на дно Великого синего моря и продолжает удерживать их там. Время от времени змеи пытаются сбросить с себя власть музыки, и тогда Нуртоле играет еще сильнее. Так казахи объясняют морские штормы. Еще во второй половине ХХ века традиционные домбристы… благословляли и посвящали учеников в музыканты во время бури именем Нуртоле. Музыка и буря сливались в нечто единое, и ученик погружался в эту стихию, навеки отождествляясь с ней.
С сайта Otuken.kz.
Быль о Нуртоле
По мотивам древнего казахского мифа.
Вода морская бушевала
И тысячей соленых брызг
От скал угрюмых отлетала,
Устало разбиваясь вдрызг.
Со свистом ветер ударялся
О дикий, дремлющий утес.
На миг затихнув, удивлялся
Тому, что он скалу не снес.
Черней ночи на небе тучи,
Грозою дышит небосклон.
Мир замер в мареве кипучем,
Заслышав неба дикий стон.
Сверкнула молния, стрелою
Взорвав завесу темноты.
Пронзила ломаной иглою
Скал грозных мрачные хребты.
Кобыз держа рукой дрожащей,
Природы ярости, страшась,
Сквозь ветер воющий, свистящий,
Творцу небесному молясь,
Стоял на берегу пустынном
Мальчишка, рядом с ним старик:
- Сынок, непросто быть акыном,
Все тайны мира в этот миг
Постичь сумеешь, как отринешь
Прочь страхи, слабость, суету.
Когда в себя с любовью примешь
Блаженной жизни полноту.
Пусть свищет ветер, воют волны.
Забудь, все это лишь обман.
То, что ярится, то притворно,
Рассеется седой туман.
Играй, сынок, пусть буйство ветра
Вольется в звук твоей струны,
Коснешься истины заветной
Всей бесконечной глубины.
Ты старику поверь на слово,
Давно стоял вот так и я.
То опыт мной пережитого,
Теперь пришла пора твоя.
Кобыза пусть смычок коснется,
Ветрам бушующим назло.
Волна пусть до неба взметнется,
Былого нет, оно ушло.
Объятия истина раскроет,
В себе гордыню усмири.
Твои усилия того стоят,
Услышишь, шепчет как Тенгри,
Тебя на путь благословляя.
Бегут пусть звуки по волне,
С печалью неземной сливаясь,
Играет вечно Нуртоле
Вот так же, там, на дне глубоком,
Змей огнедышащих, маня,
Он знает, что не одинокий.
На берегу, струной звеня,
Другой есть мальчик, осененный
Всевышней волей роковой,
С душой, ничем незамутненной,
Под грохот волн и ветра вой
Он вторит музыке той вечной,
Жизнь воспевая на земле.
Знай, в этой песне бесконечной
Не миф, а быль о Нуртоле!
Мой мальчик, старика послушай,
В трудах свой опыт возродил.
Ты ученик мой самый лучший,
Что знал я, все в тебя вложил.
До нас акыны были прежде,
Родятся вновь и после нас.
О вольной жизни и надежде
Мой удивительный рассказ.
Покоем, миром осененный,
Улус* на древней жил земле.
Несметный скот на луг зеленый
По каждой высыпал весне.
Котлы гремели, смех беспечный
Детей, чьи матери в труде.
Такой, казалось, будет вечно
На благодатной жизнь земле.
Под теплыми лучами солнца
В степи тюльпаны расцвели.
Вот песни жаворонков звонких
В лазури неба полились.
Скользя в густой траве неслышно,
Сверкая гладкой чешуей,
Средь полудневного затишья,
Неслись шипящею волной
Змей огнедышащих потоки,
Рогатый во главе дракон.
Взор беспощадный и жестокий,
Одной лишь цели подчинен.
Людской ему род ненавистен,
И дышит пасть его огнем.
Несется рать его, струится
Вслед за безжалостным вождем.
От раскаленного дыханья
Живое все на их пути,
И нет беде той описанья,
Сгорало, плавясь до кости.
Тела детей кольцом сжимая,
Перед глазами матерей,
Как ветки ломкие курая*,
Дробил в тисках рогатый змей.
Надрывный плач людей, их стоны
Тонули в ужасе слепом.
Взор плотоядного дракона
Их волю связывал узлом.
Телами юрты овивая,
Двоя с шипением язык,
Дотла все встречное сжигая,
Аул опустошили вмиг.
В живых оставшиеся Небу
Взмолились, руки вознося.
Страшась жестокого набега
И рать змеиную кляня.
- Великий Тенгри, помоги же,
От Айдахара* упаси!
Дай уберечься волей вышней,
Беду лихую отведи! -
Неистово молились, жарко,
От слез и ужаса дрожа.
Средь шума дикого и гвалта,
Змей войско движется, шипя.
Накрыло небо мрачной тучей,
И солнца больше не видать.
Ждут смерти люди неминучей
И страх не могут обуздать.
Их вторя мрачным ожиданиям,
Навис зловещий небосклон.
И ветра буйного дыхание,
Как зверя раненого стон.
Стрелой слепящей пробиваясь,
Сквозь туч свинцовых пелену,
Луч солнца золотой, сверкая,
В тумане сумрачном скользнул.
Струной живительной тянулся,
Коснувшись кончиком земли.
В нее уткнувшись, колыхнулся,
Кобыза звуки полились.
С лучом сливаясь белой тенью,
Верблюдица с небес сойдет.
А меж горбов, как наважденье,
Сев мальчик задом наперед,
Смычком едва струны коснется,
Кобыз гнусаво запоет.
Дракон рогатый встрепенется,
Вся рать змеиная замрет.
Кобыз то плачет, то смеется,
Вдруг волком диким воет он.
Копыт коня стук раздается,
Стрелы зловещей тихий звон.
Крик лебедя то слышен змеям,
То ветра яростного вой,
То свист шуршащий суховея,
То звук печали вековой.
Плывет верблюдица в тумане,
Змей увлекая за собой.
Оцепенели, как в дурмане,
Ползут кишащею волной.
Внезапно молния сверкнула,
Мир раскололся пополам.
Гроза на небе громыхнула
Навстречу яростным волнам.
Поверхность моря забурлила,
Вздымая волны до небес.
Вода ярилась и дразнила,
Вдруг ринувшись наперерез.
Сливаясь с грохотом и ливнем,
Вновь заиграл в руках кобыз.
Затихло море, ветер всхлипнул,
Луч солнца теплый пал на мыс.
Волшебной силой наделенный,
Смычок у мальчика в руках,
Творцом самим благословленный,
В змеиный взор вселяя страх,
Восторг хмельной и упоенье,
Манил в глубины вод морских.
Вперед вело их вожделенье
Тех звуков тайных, колдовских.
В пучину моря погружаясь,
Посланник Неба Нуртоле,
Змей песней дивной покоряя,
Мир возвратил родной земле.
И вновь покоем осененный,
Народ живет в краю степном.
Кобыза звуками плененный,
Остался враг на дне морском.
В сон непробудный, погружая,
Тягучей, вязкой пеленой,
Кобыз в пучине вод играет,
И воцаряется покой.
Но стоит змеям встрепенуться,
Играет громче Нуртоле.
И гады в кольца вновь свернутся,
Взыграет буря на земле.
Вода морская забушует,
Вдруг тысячей соленых брызг
Об скалы бьется, ветер дует,
Их с воем разбивая вдрызг.
Сверкает молния, стрелою
Взорвав завесу темноты.
Пронзая ломаной иглою
Скал грозных мрачные хребты.
О этот жизни гимн извечный,
Рождаясь в буре вновь и вновь,
Он, как и время, бесконечен,
В нем опыт прежних мастеров.
Сменилось много поколений,
Жизнь стала на земле другой.
Но в людях те же устремленья,
И так же снится им покой.
Кобыз держа рукой дрожащей,
Природы ярости страшась,
Сквозь ветер воющий, свистящий
Опять Создателю молясь,
Стоит на берегу пустынном
Другой мальчишка и старик:
- Сынок, непросто быть акыном,
Все тайны мира в этот миг
Постичь сумеешь, как отринешь
Все страхи, слабость, суету.
Когда в себя с любовью примешь
Блаженной жизни полноту.
Объятия истина раскроет,
В себе гордыню усмири.
Твои усилия того стоят,
Услышишь шепчет как Тенгри,
Тебя на путь благословляя.
Бегут пусть звуки по волне,
С печалью неземной сливаясь,
Играет вечно Нуртоле
Вот так же, там, на дне глубоком,
Змей огнедышащих, маня.
Он знает, что не одинокий.
На берегу, струной звеня,
Ты здесь, мой мальчик, осененный
Всевышней волей роковой,
С душой ничем незамутненной.
Играй под грохот, ветра вой,
Сливаясь с музыкой той вечной,
Жизнь воспевая на земле.
Знай, в этой песне бесконечной
Не миф, а быль о Нуртоле.
16 апреля 2015 г. Г. Алматы.