Помню: зима, Больцано, один убитый.
Люди слегка скучали, на труп глазея.
Что им – туристы. Не им же лежать в музее.
Разутым-раздетым – в витрине, светом залитой.
Там, кстати, был ещё полицейский в форме.
Стоял спокойно, жевал бутерброд. У входа.
Искал глазами кого-то среди народа.
Бодрый такой, здоровый, и карма в норме.
Альпы. На что мне Альпы – я лыжник, что ли.
Снегу-то мне и дома вполне довольно.
Сыплет, какая радость. Смешно – аж больно.
Этци, а знаешь, наши похожи роли.
Сломаны ребра – от дружеских ли объятий?
Выстрелы в спину… обычное дело, право.
Сколько ты там дожидался всемирной славы,
Пять тысяч лет? И всего-то? Пустяк, приятель.
Так вот лежать – одиноко, наверно, очень.
Быть иль не быть? Да какие же тут сомненья.
Краткое «быть» – и предолгое искупленье.
В тихом усталом сне запредельной ночи.
Этци, за гранью встретимся. Жди, я вскоре.
И экскурсанты, и полисмен беспечный.
Только не хочется верить, что ночь – навечно.
Может быть, к чёрту Альпы? Махнём на море?