Мужук влезал в тычиночную спаленку,
скрипел диван обмякшим цветоложием.
Соседи-тля, забравшись на завалинку,
в окно смотрели… Что с них? – твари божие:
– И что он в ней нашёл? Ну, роза… чайная.
А он! Царевич в изумрудном кителе!
– При вылете колечко обручальное
снимает и жужжит в другой обители…
Лопух грустил; могли быть парой любящей,
и по щекам небритым пыль размазывал –
крестьянский сын: простак в лаптях и рубище,
родня его не знавшаяся с вазами…
Наждачкой лап супругу жук ошкуривал
и по-хозяйски милостей отвешивал,
потом дышал ей в рыльце дымом курева,
перетекала в лысину проплешина,
неспешно так, как жизнь провинциальная,
с женою-домоседкой. Время осени.
Для мужука пришла пора летальная;
жжженился на другой, а Розу бросил он.
В объятия лопуха упала блёклая,
(ну, что вы!)подкосило горе брошенной.
А жук? Ни жив, ни мёртв, живёт под стёклами,
любовницей-булавкой укокошенный.