Когда б владел я пушкинской строкой,
воспеть Людмилу смелости набрался,
разлился полноводною рекой,
что б лик ее в лазури отражался.
Звучали бы, как музыка слова,
и смех ее звенел в словах тех тоже,
и грели б душу эти кружева,
коль были на стихи они похожи.
А глаз ее зеленых колдовство,
которому поддаться, как спасенье,
смогло бы передать мое перо
вдыхая александровское пенье.