Когда в конце январского тепла
Река вдруг вскрыла панцирь и пошла
Лениво и небрежно, но однако
Вздымая на загривке, как собака
Навстречу незнакомцу, шерстку льда,
Уже не белого, поскольку грязь приелась
И въелась в чистоту пространства для
Последующей чистки, и земля
Освободила от нелепой грязи
Косички ручейков, и вся расселась,
И провалилась в нижние слои,
Как будто рисовал заезжий фрязин
Не лепые приморские свои,
А флорентийского изгнанника провалы,
Река проснулась и задвигалась устало,
И распрямляя плечи подо льдом,
Забыла о величии родимом,
Поскольку время оказалось в нем
Текучим, как вода, и нелюдимым,
И тленным под напорами тепла,
И стоя на краю оврага мгла
Вослед реке стекала к нижним залам,
И стыла в озере на дне земли, и знала,
Что ей уже не место в верхнем мире
Поскольку если кончится времен
Теченье непреложное, то воды
Поднимутся над руслами, что гири,
И рухнут вниз на страны и народы,
И все затопит допотопный стон
С ума сошедшей от людей природы.