В моей квартире всегда темно и тихо,
Неровные поверхности покрыты изломанными тенями и толстым слоем пыли,
На полу смятые комки бумаги, на которых ночами я пишу о своей жизни.
Не получается...
Буквы ускользают из рук, расплываются кляксами,
Не желают складываться в слова, разбегаются, ведь Он...
Он запретил говорить мне, запретил, запретил,
А я пытаюсь, снова и снова исписываю сотни листов неудачными стихами,
Где нет ни грана правды.
А потом перечитываю и вою, впиваясь обломанными ногтями в свои виски,
Смотрю на расщепленные, сломанные, измазанные кровью перья,
И руки мои в крови, и спина...
И эта жуткая выматывающая легкость сводит меня с ума,
А я не могу понять - за что?
И спрашиваю, спрашиваю, но Он не отвечает мне, не слышит.
Не хочет знать меня. Забыл?
Забыл, как сам меня создал, вырастил?
Забыл, как предал и бросил здесь?
И перья, эти проклятые перья, я нигде не могу скрыться от них.
Выметаю их из комнаты, но в темноте закрытых век
Лишь вечное небо и пепел ангельских крыльев.
И тогда я ногтями в кровь раздираю свое лицо,
Чтобы вырвать из него предательские глаза,
Которые видят и помнят слишком много.
По утрам я вновь собираю перья, сметаю их с пола, с мебели, мешаю с бумагой и выбрасываю,
А потом бегу на улицу, прочь,
Туда, где из переулков ко мне тянутся хищные когти теней.
Не дотянутся, я знаю...
Я каждый день здесь хожу на работу.
Как все...